Били уродов дети

Били уродов дети

Пространство стерильно: белые стены и пол в черно-белую шашечку отсылают к одноименному фильму Стенли Кубрика. На героях униформа — белые комбинезоны. Нет никакой временной привязки, зацепки, которая бы давала шанс отождествить происходящее с определенной эпохой. Крестьянкин занимается исследованием природы зла, агрессии и их проявлений. В своей постановке он обнажает неприглядную сторону человека и многоликость жестокости.

«Заводной апельсин» Камерного театра Малыщицкого — своего рода сторителлинг. Зрителям предстоит услышать захватывающий несколько лет рассказ о безбашенной, зверски жестокой шайке подростков. Алекс (Александр Худяков), главарь банды, отнюдь не выглядит маргинальным головорезом. Напротив, перед нами обаятельный и тем страшный парень, который рассказывает о своих ежевечерних похождениях, как о безобидных играх. Для него и его друзей все совершаемое — обыденность, они то и дело скучающе повторяют слова Чебутыкина «Тара-рабумбия, сижу на тумбе я», когда сказать больше нечего.

Сцена из спектакля. Фото — А. Коптяев.

Алекс орудует вместе со своими приятелями Тимом (Андрей Жилин), Джорджиком (Дарья Змерзлая) и Питом (Владислав Мезенин). Каждый вечер из бара «Корова» они отправляются рыскать по городу в поисках жертв. Все вооружены палками-битами — орудиями своих страшных развлечений. С общительным Алексом контрастирует немногословный Тим. Его отличают застывший, но проницательный взгляд, холодная улыбка. Лицо Тима подобно маске, за которой скрывается беспощадный, бездушный человек. Вводит в заблуждение и хрупкий, безобидный облик юного Джорджика.

Режиссер приспосабливает книжный «надсад», язык подростков в романе Энтони Бёрджесса к нашему времени и нашему языку. Речь героев изобилует как сленгом современных пятнадцатилетних, так и словечками из юности самого Крестьянкина. Возможно, эта непреднамеренная собирательность «надсада» становится еще одним инструментом режиссера, позволяющим ему раскрыть вечную актуальность вопроса зла.

Сцена из спектакля. Фото — А. Коптяев.

Сцен насилия нет. О деяниях героев мы узнаем из рассказа Алекса. Зрители видят только результат поступков шайки. Жертвы подростков появляются, надев большие головы из папье-маше с красными нитями-слезами. Покалеченные, физически и душевно истерзанные герои становятся звеном в цепи бесконечного зла.

Жертвы шайки Алекса позднее сами становятся палачами главного героя. Однако их жестокость носит иной характер. Бывшие приятели и соучастники преступлений превращаются во врагов, с трудом передвигающиеся пожилые люди оказываются беспощадными мстителями, а тихий писатель, чья жена была жестоко избита и изнасилована бандой Алекса, делает его своим орудием в борьбе с государственной машиной. Пройдя через череду испытаний, герой не только понимает, что зло многолико, но и осознает собственную уязвимость.

Сцена из спектакля. Фото — А. Коптяев.

В финале спектакля Алекс искренне отрицает жестокость и насилие. Он говорит, что неплохо бы предостеречь будущих детей от ошибок, которые он совершил сам. Но тут же, будто спохватившись, замечает, что, вероятно, его слова ничего не изменят: ошибки будут совершены вновь, и выводы будут сделаны самостоятельно.

Одной из центральных музыкальных тем спектакля Крестьянкин делает композицию Дельфина «Без нас», в которой есть слова: «За то, чтоб не стать, как они // Били уродов дети// Наматывая на кулаки // Велосипедов цепи…» Жестокость порождает и приумножает жестокость. Насилие не ограничивается одними кровавыми сценариями, оно многообразно и изощренно. Оно существует и будет существовать в разных формах, всегда находя себе оправдание.