Братская могила погребенных заживо

Братская могила погребенных заживо

В Архангельске есть своя Школа театрального критика, ее занятия проходят при Архангельском отделении СТД, группой руководит Ольга Истомина, выпускница ГИТИСа, редактор журнала «Бенефис», куда и пишут молодые авторы. А СТД и Ольга регулярно приглашают критиков из Москвы и Петербурга — для встреч, бесед, семинаров и лекций. Последний разговор о театре был с Татьяной Джуровой. По его итогам и родились эти тексты. И мы предложили опубликовать в «Летающем критике» несколько рецензий учеников школы и авторов «Бенефиса» на последнюю премьеру Молодежного театра.

Александра Коковина

«Я хотел бы узнать самого себя» — говорит в начале спектакля Сорбье, (Вячеслав Кривоногов) которого (спойлер!) убьют первым. Узнают самих себя в течение полутора часов не только герои пьесы Жан-Поля Сартра, но и зрители, которые решили провести вечер в Архангельском молодежном театре и посмотреть «Иллюзию договора» Сергея Азеева.

В основе сценографии Анастасии Юдиной — подиум в виде креста, который поделен светящейся полоской. Зрители сидят в нишах, образованных перекладинами этого креста. На одной половине — комната допроса, на другой — импровизированная камера заключения. Угол зрения на происходящее зависит от выбранного места. Где бы ни сидел зритель — будь то сторона карателей или заключенных, — он увидит правду, а вот истину — вряд ли. Ее можно увидеть только сверху, что, в общем-то, и видят герои, которые не дожили до конца истории. Но обо всем по порядку.

В силу дистанции, отделяющей нас от того времени, и фашисты, и их противники потеряли свою индивидуальность: в истории остались только предводители или особо отличившиеся.

Сцена из спектакля. Фото — Е. Чащина.

После неудачной попытки освобождения оккупированной врагами деревни пятеро французских партизан попадают в плен к своим же соотечественникам, которые как раз таки находятся по другую сторону баррикад. Понимая, что с ними будет дальше, они ожидают смерти, которую, скорее всего, будут предварять пытки.

У заключенных обстановка, мягко говоря, мрачная, неуютная. Из мебели здесь — металлические табуретки и стол, камень, будто бы кусок плиты, приволоченный с набережной Северной Двины. Герои, периодически забираясь на табурет возле стены, выглядывают на улицу через маленькое окошко, из которого пробивается тонкий луч солнечного света, чтобы посмотреть на жизнь, которая им уже не грозит.

На «половине» тюремщиков оборудован довольно удобный для работы кабинет: старинный деревянный стол, стулья, торшер для комфортного чтения газет, радио, затемненный и тем самым обезличенный портрет вождя, приветствующего своих последователей. Гармония, на первый взгляд, царящая на стороне полицейских, со временем уходит: пытки, которые они осуществляют над своими пленниками, выводят их из равновесия.

Режиссер Сергей Азеев синхронизировал существование героев, дабы на контрасте показать психологическое состояние обеих сторон. Зритель сам выбирает, на кого ему смотреть в конкретный момент, чья реакция на событие ему важнее.

В одной из сцен заключенный Анри (заслуженный артист РФ Илья Глущенко) говорит, что у них есть две команды: «Одна хочет заставить заговорить другую». Но можно ли этих людей, которые волей судьбы собрались вместе, назвать командами? И кто их противники — те, кто на противоположной стороне игрового поля? Или есть кто-то еще, кто остался за скобками?

На эти риторические вопросы режиссер не дает конкретных ответов. Командный дух присутствует в этих людях временами: например, когда нужно кого-то убить или пытать. Но, конечно же, не просто так, а во имя призрачного общего блага, цели, которую преследуют стороны.

К. Ратенков (Франсуа), Т. Крылова (Люси). Фото — Е. Чащина.

В конце спектакля полицейские и заключенные меняются сторонами игрового поля, что показывает нам обреченность на смерть их всех — не только пленников. На все это смотрят сверху жертвы в белых одеждах из числа партизан, которые по разным причинам пали на пути к этому самому недостижимому благу. Теперь их обзору ничего не мешает, теперь они по-настоящему свободны от всего: заданий, данных начальством, целей, поставленных перед ними, страха перед смертью.

Режиссер решил добавить в спектакль капельку справедливости. Мол, потеряли же партизаны трех своих бойцов! Оставшиеся тоже, скорее всего, умрут от руки кровожадного полицейского Клоше (Александр Берестень) вопреки приказу командира Ландрие (Степан Полежаев). Поэтому, не выдержав напряжения (работа ведь нервная), Ландрие стреляет себе в голову, тем самым успокаивая свою совесть и пусть и не до конца, но восстанавливая баланс.

Весь спектакль режиссер ведет зрителя к одной-единственной мысли — «живых» в этой истории нет. Точнее, они были когда-то живыми, но, попав сюда, перестали таковыми являться. Кто-то сразу, как полицейские, кто-то, как заключенные, — после убийства «своего». И помещение, в котором находятся герои (в пьесе это была школа, судя по всему), — их могила, причем братская.

Мария Коптяева

25 сентября состоялась премьера спектакля «Иллюзия договора» по мотивам пьесы французского философа-экзистенциалиста Жан-Поля Сартра «Мертвые без погребения».

Историю участников Сопротивления, проживающих последние сутки в ожидании неминуемой гибели, вынес на сцену Архангельского молодежного театра молодой петербургский режиссер Сергей Азеев.

На сцене разворачиваются двадцать четыре часа жизни французских партизан, проваливших задание и попавших в руки к соотечественникам, которые приняли вражескую сторону во время Второй мировой войны. Но исторические события в этой постановке — лишь фон. О том, что происходит за пределами сцены, мы можем только догадываться, прислушиваясь к звукам старенького радио вместе с тюремщиками, которых сыграли Степан Полежаев, Антон Чистяков и Александр Берестень. Актеры точно передают состояние персонажей. Зрителям наглядно «объясняют» мотивацию людей, способных на жуткие изощренные пытки. Перед нами предстает безумный садист Клоше, фанатичный идеолог Пеллерен, с неподдельной любовью смотрящий на портрет вождя, и Ландрие — «просто выполняющий свою работу». Чтобы показать страдания и кровь во время пыток, режиссер метафорично использует красное вино, что навевает мысли о библейских сюжетах. Сцены пыток эстетически завораживают, и от этого становится жутко.

Сцена из спектакля. Фото — Е. Чащина.

В какой-то момент события «вне» становятся неважны, ведь все вопросы мироздания сосредотачиваются в тесной комнатке с единственным окном, где пятеро героев Сопротивления ждут начала конца.

Обращает на себя внимание параллельность и «зеркальность» линий тюремщиков и пленников. Это подчеркивается не только с помощью взаимодействия актеров, но и приемами сценографии (художник — Анастасия Юдина). Платформа, на которой разворачивается действие, сделана в форме креста. Это цельное пространство, в котором полицейские и заключенные меняются местами. Интересное решение говорит о том, что хотя граждане одной страны и оказались по разные стороны баррикад, их крест остается единым. Все герои «Иллюзии договора» умерли задолго до своей физической смерти. Финал остается авторской загадкой, но нам понятно — эти представители «потерянного поколения» уже не найдут места в мире. Перед нами лишь наброски характеров, не раскрытых до конца, ведь ни одному из этих героев не нужно сопереживание.

Одним из переломных моментов постановки является появление на чердаке Жана (Юрий Бегметюк), командира отряда и последней надежды партизан. Мысли о спасении товарищей и далекой победе в войне становятся все призрачнее, а на смену им приходит четкая цель выдержать и выжить. Вместе с надеждой уходят и все моральные принципы, за которые держались эти люди ранее. С появлением Жана страдания пленников наполняются смыслом. Но это только усиливает разрастающуюся пропасть между еще живым духом и теми, кто умер задолго до физического конца. Никакие товарищеские отношения между пленниками уже невозможны — они ближе к смерти, чем к человеку, который был их командиром.

И. Глущенко (Анри). Фото — Е. Чащина.

На мой взгляд, режиссеру абсолютно точно удалось показать то, над чем заставлял задуматься Сартр: как меняются мировоззрение и мироощущение человека, с каждой минутой приближающегося к неминуемой гибели. Ведь именно это ожидание встречи со смертью способно обнажить то, что сидит глубоко внутри у каждого, — страх, отчаяние, покорность, ненависть и, наконец, жажду жизни.

«Иллюзия договора» — удачная попытка театра говорить о том, что происходит и сегодня: изощренных пытках в застенках, призрачной надежде на светлые перемены и расколе одного народа. У каждого из нас есть договор — с самим собой, обществом, Богом. Но именно перед лицом смерти становится понятно, что он — лишь иллюзия, а настоящее счастье жизни кроется в мелочах, таких, как звуки дождя.

И очень хочется, чтобы к той эпохе, когда была написана пьеса, нас возвращала лишь музыка, доносящаяся из старенького радио.