​Черемхово и две его премьеры: по Островскому и по Житковскому

​Черемхово и две его премьеры: по Островскому и по Житковскому

Городок Черемхово, почти 50 тысяч населения, лежит недалеко от Иркутска. С одной стороны, здесь расположен известный «Черембасс», брат Кузбасса и Донбасса, который снабжал страну углем — и сейчас снабжает. Говорят, белые кошки тут становятся серыми. С другой стороны, место ссыльных и уголовных, где вечером до сих пор, как говорят, лучше не гулять пешком. Официально в 2014 году Черемхово вошел в категорию «Монопрофильные муниципальные образования Российской Федерации (моногорода), в которых имеются риски ухудшения социально-экономического положения».

И, тем не менее, это город. С парковыми зонами и лавочками, с изобилием городской скульптуры, порой наивной, но трогательной.

И с театром.

Театр — явление градообразующее. Еще в 1939 году, как сказано в театральном буклете, «секретарь парткома шахты им. С. Кирова категорично заявил», что театр здесь нужен. Сказано — сделано: из Москвы приехало 50 артистов, им выделили 20 комнат в общежитии, и первой премьерой стал «Член реввоенсовета» И. Прута.

Потом в Черемхово были (родились, жили) три драматурга: Вампилов, Гуркин, Ворфоломеев. Памятник им троим как раз стоит у театра.

Есть свои проблемы (например, не хватает профессионалов: художника, художника по свету), но в нем активная команда, он живой и привлекает зрителей.

Я посмотрела в январе 2022 года две премьеры.

Молодая режиссер Софья Гуржиева взяла пьесу Островского «За чем пойдешь, то и найдешь» (она же «Женитьба Бальзаминова») для размышления на вполне современную тему: о юных и инфантильных; о стремлении казаться, а не быть. Отказавшись от названия, освященного советским кинематографом, режиссер последовательно очистила текст от социологических «привязок» и от самой исторической подоплеки (обоснованно сократив его). И история женитьбы маменькиного сынка Бальзаминова в модном полуспортивном костюме (Алексей Халилов) обернулась сегодняшним сюжетом — фантазией о лучшей жизни и социальном лифте в виде богатой невесты; о надеждах на любовь; о прелести прокрастинации и о соперничестве яркой инста-дивы Раисы (Анастасия Денисова) с зловещей чувственной Домной (Валерия Тальянская). Не меняя ничего в истории, не добавляя актуального текста, режиссер рассказывает нам о нас самих — и мы смеемся.

«За чем пойдешь, то и найдешь». Фото — Лилиана Козьмина.

У артистов непростая задача: каждая роль задана как пластическая и интонационная маска, и порой они кажутся почти клоунами, порой — марионетками. Но этот рисунок неожиданно точно ложится на текст Островского, обнажая знакомые маски: вот умненькая служанка (Дарья Назарова), вот сентиментальная жалеющая мать (Мария Шарапова), вот по-военному деятельный друг героя — почти Штольц, Лукьян Лукьяныч (Валерий Иванов)…

В течение действия на сцене лежит, то свернутое, то распластанное, огромное мягкое одеяло. Оно обозначает и семейное гнездо Обломова — Бальзаминова, и уют дома Пеженовых, и соблазны вдовы Домны; оно — то самое ложе, из которого так не хочет выбираться юный Миша. Трикстером, двигателем истории становится бойкая сваха Акулина (Снежана Кашина), Гермес этого сонного мира, венчающая инертное с демоническим —к вящей радости обеих сторон. При этом спектакль часто заразительно смешон, и смех в подростковом зале (в мой показ пришли ученики колледжа) показывал, что им понятно и интересно.

Внимательно слушала зал я и на другой премьере театра — «Горки» Алексея Житковского. Ставил худрук театра Дмитрий Акимов, и я посмотрела два состава. Зал принимал очень внимательно; ощущение, что в этом небольшом зале бывшего ДК собралась вся черемховская интеллигенция, и тем актуальнее звучала пьеса о профессиональном выгорании воспитательницы.

В решении этой яркой, но непростой пьесы режиссер соединил разные эстетические принципы: стиль зоны (глухие серые стены, единственное окошко с решеткой, железные двери — художник Юлия Ветрова), манеру детского утренника (клоуны-рассказчики, утрированные персонажи-характеры) и эстетику советской комедии (внезапный лиризм, музыкальные включения). Детсад как система отрешения от семьи, конечно, является преддверием и других институций режимного типа. Но вот лиризм и трогательность финала застали меня врасплох. Кто мог подумать, что «Горка» может кончиться бумажной дискотекой? И ведь этот финал не противоречит логике сюжета, разворачивающегося на сцене в течение двух с половиной часов.

«Горка». Фото — Юлия Усова.

Да, Дмитрий Акимов сделал из «Горки» полнометражное действо. Он вывел на сцену детсад — и это стало удачей спектакля: сильная молодая труппа в растянутых колготах и нелепых одеждах раннего детства забавляется вполне по-детски и насыщает спектакль живой энергией. А некоторые без слов создают цельные образы: таковы, например, капризная девочка Алевтины Козьминой или заботливая тихоня Снежаны Кашиной. А Олег Силантьев стал удивительно смешной елкой, которая искренне страдает от встреч с удалыми детсадовцами — просто Фродо и назгулы. Удача театра — Руслан Пи-лю в роли Озода: органика артиста заставляет безоговорочно верить его почти бессловесному персонажу.

В двух составах — две главные героини, воспитательницы Насти, совсем разные и обе по-своему сильные. Жесткая, натянутая как струна, Настя Полины Ширяевой находится с самого начала действия в глубочайшем стрессе и уже не реагирует на внешние раздражители: она и сама — не столько жертва в системе детсадовского насилия, сколько передаточное звено. На нее накричали, и она накричит. Однако тем сильнее чувствуется ее перерождение, когда она решает всех послать и играет под снегом с Озодом.

Более мягкая Настя Елизаветы Пятинкиной органичнее вначале, ей больше сопереживаешь как жертве бессмысленной системы подавления личности. Однако более спокойный эмоциональный фон роли не выводит к кульминации, и перелом в судьбе героини не так сильно ощущается.

«Горка». Фото — Анна Кожановская.

Центральной фигурой системы, очаровательным стройным фюрером, выступает Валерия Тальянская в роли заведующей детсадом Зульфии Фаридовны. Она обаятельна и ужасна; ее диалог с Настей, эти качели поощрения и унижения, становится эмоциональным центром спектакля, когда от ужаса и узнавания смеешься и плачешь. Другие труженицы сада выглядят свитой этой демонической дамы — и уютно-высокомерная музработник (Яна Кощеева), и дерганая тревожная медработник (Мария Шарапова); дух захватывает, когда они выходят на танец под «The Wall» Pink Floyd, а их окружают хороводом «дети» в масках. Да, музыкальное решение очевидное, но тут звучит вполне убедительно.

В общем, это одна из лучших «Горок», которые я видела. И сентиментальный финал, где Дима (Иван Бардасов) поет свою глупую и милую песню, кажется тут вполне уместным.

Остановлюсь на эпизоде со сном Насти про Озода. Здесь он решен как фрагмент из советского телешоу о дружбе народов: с костюмами, официальными переводчиками с папочками и национальным флагом — во всю сцену. А на поклонах из фойе театра (в котором пока нет буфета) соблазнительно тянет костром: на каждый показ здесь готовят казан плова, и Озод в своих колготках и чешках угощает зрителей. Эта акция планировалась только на премьеру, но как-то прижилась. Готовят плов всем театром: например, директор Татьяна Гаевская режет по два килограмма лука и морковки.

А зрители, перекусив, выходят к снегу и морозу, к оранжевым столбам фонарей и заборчикам на главной улице Ленина. Говорят, нынешний мэр очень любит оранжевый цвет.