Красные, белые и дьяволята

Красные, белые и дьяволята

Как-то про Безносова пошутили, что он любит современную драму, но ставит только классику. Не только классику, конечно; но есть ощущение, что с пластичной и мощной труппой краснодарской молодежки он стремится воплотить главные тексты мировой драматургии. И вот пришло время «Бега».

Пьеса — не камерная: размах географии, масштаб катастрофы, количество действующих лиц. И в зале Молодежки художнику Дмитрию Разумову удалось достичь ощущения большой сцены, многоуровневости и глубины. Задняя стенка теряется в черноте и дыму, а сверху на сцену светят семь ламп: то ли прожекторы, то ли те самые фонари Хлудова — сзади свисают петли. Сцена поделена на две параллельные залу платформы, которые соединяет движущаяся конструкция: то ли открытый вагон, то ли дантовская ладья Вергилия. Такое решение расширяет объем спектакля по вертикали: персонажи прыгают в траншею, вылезают из нее. А между этим подобием станции и зрителями — пространство, покрытое прахом: серые угловатые куски поролона создают ощущение пепелища. Музыкальная тема спектакля — неспешные аккорды «На сопках Манчжурии».

Сцена из спектакля. Фото — А. Петров

Восемь снов снятся Хлудову. Серьезный, талантливый артист Иван Чиров получил свою главную роль и играет ее истово и точно, собирая фокус спектакля воедино. Хлудов, в его белой длиннополой шинели, — предшественник прокуратора Иудеи в белом плаще; он мучается виной. Обвинителя, солдата Крапилина, играет Алексей Замко: вначале бойкий, «красноречивый», а потом — босой, выбеленный гримом, настойчивый и молчаливый призрак. Хлудов и сам — с белым лицом и бритым черепом, будто наполовину ступил в иной мир. Когда во втором действии герой уже без фуражки, а шинель сменилась на черный бесформенный плащ, его лицо, перекошенное тиком и муками совести, откровенно пугает («Волан-де-Морт», — шепчет сзади зрительница). В восьмом сне с ним происходит страшная трансформация: вновь и вновь беседуя с Крапилиным, Хлудов осознает тяжесть своей вины. За несколько минут он ощутимо стареет: пригибается, начинает говорить дребезжащим голосом. Невозможно жить в таком состоянии — и он находит выход, который удовлетворит и призрака: вернуться, покаяться. Тень-совесть готова отойти от него. «Сейчас-сейчас», — говорит Хлудов. Эта пауза в самом финале спектакля длится и длится: белый призрак, сохранивший свою шинель, отходит к дверям, а герой, прокуратор, палач приговаривает: «Сейчас-сейчас. Сейчас-сейчас-сейчас». Выстрел, зтм.

Сцена из спектакля. Фото — А. Петров

Другие персонажи снов наделены гротескными чертами: огромная борода отца Африкана и колоритная феска грека (Анатолий Дробязко), тараканьи «усики» Личика в кассе (Светлана Кухарь), дерзкие наряды турецких проституток. Эту гротескную стилистику воплощают две «концертные» сцены: «Разлука ты, разлука», исполненная колоритными урками, и гимн доллару, которому подпевают и ряженые монахи, и проститутки, и усачи в бурках.

Многие артисты Молодежки раскрылись в новом качестве. Серафиму играет Инга Аничкина: она, с густо обведенными глазами Пьеро, в белом платье, — одновременно и страдающая героиня, и неизбывно жалкий осколок прошлой жизни, обреченный на погибель. Как и ее «рыцарь» Голубков: Евгений Парафилов играет его горячим мальчиком-идеалистом. Этим героям, как и Хлудову, не суждено выжить.

Другое дело — эффектная пара, сошедшаяся в седьмом сне за карточным столом: эти выживут. Ян Новиков в роли Чарноты — мужик, откинувший всякие условности, обаятельно-грубый разбойник; в нем сосредоточена витальная мощь спектакля. Противостоит ему Корзухин: Алексей Алексеев со вкусом играет изнеженного самовлюбленного барина. Богом из машины выскакивает Люська (яркая роль Полины Шипулиной); очаровательно топорен отчаянно не-французский Антуан (Александр Киселев). В общем, это одна из самых ярких и цельных сцен спектакля, контрастирующая со сквозным сюжетом и вместе с тем дополняющая его.

«Сны» разрознены и страшны; вот вешают Крапилина, вот выносят сапоги казненных, а вот скидывают в одну кучу белые и красные шинели. Постановка колеблется от многолюдности до камерности, от глубокого трагизма до сочной комедии характеров. В галерее персонажей — самые разные лица, появляющиеся и исчезающие без следа.

Впрочем, может ли быть иначе со снами?