«На ZARe голоса зовут меня»

«На ZARe голоса зовут меня»

Крупнейший теоретик современности, исследователь польского театра Дариуш Косинский, рассуждая о Театре ZAR, назвал его «определяющим развитие современного театра музыкальности». «ZAR» — это название театра, основанного Ярославом Фретом. Точно так же называют скорбную песнь грузинских сванов. С 1999 года Фрет совместно с Камилой Кламут осуществлял проект «Евангелие детства», где «Zar» звучала в кульминационный момент. «Евангелие детства» впоследствии было дополнено еще двумя спектаклями и превратилось в триптих. «Ангелли. Зов» стал его заключительной частью, однако на Театральной олимпиаде польский театр показал в этом спектакле квинтэссенцию пути всех трех частей триптиха.

Спектакль «Ангелли. Зов» работает с библейскими сюжетами средствами физического и музыкального театра. Канадский литературовед Нортроп Фрай считал, что «Библия — это грамматика литературных архетипов», но ничто не мешает нам бессознательно воспринимать их в том же качестве и в поле спектакля.

Три деревянные рамы как часть сценографии вызывают не одну, а ряд ассоциаций. Конечно, если связывать их с христианскими образами в песнопениях, то можно сказать — они воплощают собой в первую очередь буквальный образ Христа, говорящего: «Я есмь Дверь». Не случайно в финале спектакля возникает триптих иконы, за которым поют святые. Актеры входят в это ритуальное пространство и существуют в нем, чтобы встретиться с Ангелом.

Сцена из спектакля. Фото — Театральная олимпиада

Режиссер помещает в спектакль образы четырех стихий: землю, осыпающую тела усопших; огонь, освещающий путь в полной темноте; воздух, расправляющий парус и купол белого полотна-неба; воду, омывающую человеческие ноги. Так режиссер создает поэтическое пространство, говорящее языком знаков христианства, которые становятся метафорами и не пересекают границы сакрального. Это все же театр, а не ритуал.

«В начале было Слово» понимается Фретом с точки зрения равенства текста и вибрации. Слово — это в первую очередь звук, связанный с вертикалью дыхания. Поэтому на каждой деревянной раме есть струна, и прежде, чем войти в сценическое пространство, актеры эту струну задевают. Звук прерывает Тишину. Тишина при этом становится важнейшей частью музыкальной структуры. Такова позиция режиссера — смерть в театре можно показать по‑честному только с помощью звука. Поэтому на протяжении всего спектакля актеры создают пространственно-звуковую среду из голосов и музыкальных инструментов, подчиненную теме смерти и возможности ее преодоления.

В России уже случался подобный опыт создания спектакля-литургии на основе библейского текста и богослужебного пения. В 1996 году в «Школе драматического искусства» Анатолия Васильева прошла премьера спектакля «Плач Иеремии», где зрителям негласно предлагалось стать не только лишь наблюдателями, но свидетелями ритуального действа. «Свидетельство» зрителя в «Ангелли. Зов» — прямая отсылка к опыту Ежи Гротовского, о чем заявил и Фрет, который сегодня является директором Института Гротовского во Вроцлаве. Но есть существенные различия. Спектакль Фрета — физический, отчасти даже физиологический. Тела актеров-мужчин раз за разом падают наземь, их ноги резким движением подкашиваются. Это происходит снова и снова. Они то и дело превращаются в разъяренных псов, их пластика становится звериной. Здесь аккумулируется почти животная энергия, которую смягчает гармония певчих голосов. В них воплощается какая-то необъяснимая, ничем не интерпретируемая Красота. Из хаоса смерти рождается гармония жизни в звуке.

Сцена из спектакля. Фото — Театральная олимпиада

В спектакле соединены отрывки из грузинской литургии с греческими гимнами, корсиканские мессы и пасхальные песнопения Сардинии. Мозаика из разных традиций «обнимает» зрителя и не кажется эклектичной. Такой театр можно считать универсальным, вневременным. Сегодня, когда разные театральные форматы борются за большую «актуальность», этот театр обращается к ритуалу, стилизует его, но не претендует на пафос высказывания. В этом, конечно, заключается его преимущество.

Благодарные русские зрители, так привыкшие аплодировать в конце каждого спектакля, кажется, не услышали той самой главной песни, которая должна была логически и эмоционально все завершить. Грохот аплодисментов нарушил хрупкую Тишину, ускользающую с каждым ударом ладони о ладонь, и актеры так и не вышли на поклоны. Об этом звучит моя тихая скорбная песнь, как «Zar» — скорбная песнь грузинских сванов.