Нелетная погода-5
Когда мы говорим или пишем о театре, речь, как правило, идет о премьерах. Карантин же дал нам возможность увидеть процесс в его развитии, заново или впервые приобщиться к спектаклям, которые когда-то были признаны вершинами в своем жанре. За долгие годы существования они исчезали с афиш и снова на них появлялись, переезжали из города в город и даже из страны в страну, меняли актерские составы, но и сегодня по-прежнему живее всех живых.
«Светлый ручей» Алексея Ратманского
Поставленный в Большом театре еще в 2003 году, «Светлый ручей» был изначально обречен на успех. Прежде всего потому, что на главной музыкальной сцене страны лирико-комедийный балет — нечастый гость. Здесь же — легкая, искрящаяся музыка молодого Дмитрия Шостаковича, милая, по-своему изобретательная хореография молодого Алексея Ратманского и премьеры и прима-балерины в главных партиях.
Танцевать этот «Светлый ручей» было легко и просто, в первую очередь потому, что хореограф остался верен традициям русского классического балета: сюжет четко следует за напечатанным в программке либретто, а для пущей доступности актеры сопровождают свои движения мимикой и жестами. Легко его смотреть и зрителям, которые выросли на «Новогодних огоньках», телевизионных капустниках и прочих сборных концертах: номер здесь следует за номером, танец за танцем, каждый солист получает свои пять минут славы и возможность блеснуть в необычном амплуа. Больше всего этот спектакль похож на советские фильмы 1930–1940-х, а именно на музыкальные комедии Георгия Александрова с их вечной борьбой хорошего с «еще более лучшим», забавными недоразумениями и неиссякаемым оптимизмом.
Сейчас — еще больше, чем семнадцать лет назад, — «Светлый ручей» Ратманского выглядит как красивая, наивная, беспроблемная и абсолютно оторванная от реальности сказка. Это идеальный продукт для страны, где балет по-прежнему воспринимается как нечто застывшее и «праздничное».
«Ифигения в Тавриде» Кшиштофа Варликовского
Именно с барочной оперы Кристофа-Виллибальда Глюка началась когда-то оперная карьера Варликовского в Париже. Это тем более поразительно, что по мелодическому строю гармоничная старинная опера остросовременному, политическому и психоаналитическому стилю режиссера как будто не слишком подходит. Однако Варликовский, любящий вывернуть наизнанку тела и души своих героев, именно в Глюке попытался найти противоядие от ран, нанесенных им немилосердным Еврипидом.
У этого любимого польским режиссером автора даже французский либреттист Никола Франсуа Гийяр не смог отнять инцесты, кровосмешения, бойни и отнюдь не галантные страсти — то есть все то, что на протяжении многих лет является «темой» Варликовского. Так что к древнегреческой трагедии ему оставалось лишь прибавить богадельню (или сумасшедший дом), где престарелая и, по всей видимости, находящаяся в деменции Ифигения вспоминает дела давно минувшей молодости.
Причем выглядит такая трактовка настолько убедительно и правдоподобно, что материал не сопротивляется, а даже, наоборот, оживает и из древнего музыкального раритета превращается в настоящее актуальное искусство. Так что неудивительно, что в 2019 году спектакль вместе со всем его откровенно нездоровым больничным антуражем перенесли в Штутгарт, где за пульт встал итальянец Стефано Монтанари, у которого опера зазвучала еще мрачнее и трагичнее.
«Медея» Михаэля Тальхаймера
Тальхаймер — очень ровный режиссер, и почти любой его спектакль несет яркий отпечаток личности и дает более или менее полное представление о его художественном почерке. Но поставленную в родном для режиссера Франкфурте и позже перенесенную в Берлин «Медею» Еврипида стоит обязательно посмотреть хотя бы ради двух вещей: фантастической игры Констанце Бекер и восхитительной сценографии Олафа Альтмана.
Режиссерский метод Тальхаймера строится на укрупнении и на том, что человеческие эмоции, которые обычно спрятаны или едва проявлены, максимально обнажены, так что перед зрителями предстают не абстрактные социальные типы или литературные персонажи, а люди практически без кожи. Его спектакли настолько притягательны и понятны, потому что повествуют о самом главном: о том, что люди чувствуют, как они друг друга ранят, вдохновляют, любят, «заводят» и уничтожают.
При всей внешней сдержанности накал страстей на сцене так велик, что совершенно непонятно, как одна актриса в течение почти двух часов может не повторяться, не быть скучной и ни капли не фальшивить. Спрятаться ей некуда, потому что благодаря специальному помосту она поднята надо всеми остальными и каждую секунду спектакля находится на всеобщем обозрении.
«Медея» ничуть не устарела, несмотря на то что была поставлена больше восьми лет назад, потому что этот тот случай, когда материал на сто процентов совпадает с режиссером, который возвращает античной трагедии ее масштаб, а зрителю — возможность наконец испытать пресловутый катарсис (хотя постдрама, одним из апологетов которой принято считать Тальхаймера, уже двадцать лет как его отменила).
Смотреть оф- и онлайн:
«Светлый ручей»: 23–25 июня 2020 года и ближайшие семнадцать лет в Большом театре
«Медея»: следите за афишей на сайте «Берлинер ансамбля»
Комментарии
Оставить комментарий