Одушевленное неодушевленное существительное
О новых спектаклях Яны Туминой в Петрозаводске и Петербурге.
«О рыбаке и рыбке» Театра кукол Республики Карелия
«Рыбка моя!» — обращается Старик ко Старухе, и это, конечно, история любви. Любви людей, уже не юных, но еще достаточно молодых, так их играют Олег Романов и Марина Зубржинская. А Старик и Старуха — это так, милые домашние прозвища в их маленькой семье. И, конечно, это никакая не сказка.Сюжет о глубоком море в решении художницы Киры Камалидиновой разворачивается в глубине сцены, что необычно для Театра кукол Карелии, да и в принципе театра кукол. Зрители смотрят на почти пустынное место как будто с другого берега моря: за синей подвижной горизонтальной плоскостью, закрывшей первые ряды, — черный куб площадки с поначалу крошечными куклами Старика и Старухи, теми самыми, сказочными, какими мы привыкли видеть героев. Скоро их в живом плане заменят актеры.
Рыбка — это мерцающий свет и детский голос (Семен Петров), возможно, пока нерожденного ребенка почти счастливой пары. Но тут и появляется «но». Семейную жизнь портит пресловутый квартирный вопрос, «лодка» разбивается о быт. Корыто и есть кров. Под ним влюбленным вольготно прятаться от дождя, но уже непросто ладить, когда оно становится покосившейся избой. Потом изба превращается в гротескный костюм, который, в свою очередь, застывает куклой выше человеческого роста. Так появляется Столбовая дворянка. С куклой Старика в руке, желая всем управлять, она разыграет сцену ссылки мужа в конюшню.
Сцена из спектакля. Фото — Ю. Утышева.
Спектакль, надо подчеркнуть еще раз, называется «О рыбаке и рыбке», и, хотя Старик очень любит Старуху, он — единственный, кто понимает море и ее рыбку. Как понимал стихию его тезка у Хемингуэя. Он бросается ради жены в воду вплавь, без лодки, в надежде исполнить ее сумасбродное желание. И познает, что никакого ответа уже не будет никогда, а единственно верное решение — начать все с начала.
Корыто еще раз появляется на фоне звездного неба, словно загадочное новое созвездие. Наравне с пронзительной музыкой Дмитрия Максимачёва спектакль сопровождает духовная песня «Грешный человече». Злату и серебру в ней предпочитаются «Один сажень, да сажень земелики, да и чатыре досыки». В данном контексте речь идет о корыте.
«Где нет зимы» в Малом драматическом театре
Спектакль начинается с трюка — Аристарх Модестович (Михаил Самочко) достает книгу из середины высокой стопки разномастных изданий, неровная пирамида не падает. Он домовой. Именно этого и ждут от спектаклей Яны Туминой. Но дальше будет другая игра — драматическая.
Тумина подчеркивает временны́е лакуны, встречающиеся в книге Дины Сабитовой, на мой вкус, прозе излишне сентиментальной и неконфликтной. В мире этого текста неважно, что у современных детей бабушка родилась в 1921 году и пережила войну. Век, полный катастроф, внезапно притормаживает. Никто из персонажей, даже люди, не замечают, какой теперь на календаре год. Беспроводные наушники и яркие шнурки на сцене — маркеры не времени действия, а детства героев.
Отсюда неспешные актерские ритмы, в первую очередь у повествователя — двенадцатилетнего Павла (Ярослав Дяченко). Оказавшись на том свете, героини, мама (Елена Соломонова) и бабушка (Наталья Акимова), легко привыкают к его размеренности.
Я. Дяченко (Павел), Д. Ленда (Гуль). Фото — В. Васильев.
Паша и восьмилетняя сестра Гуль (Дарья Ленда) попадают в детский дом. Красный блокнот забыт в опечатанном частном доме не случайно, в прошлом остаются цвета как таковые. Песочные костюмы Анис Кронидовой становятся серыми. В бытовых сценах цвет мешал бы зрительской фантазии, поэтому мрачные экспрессивные картины матери пугают домочадцев фиолетовыми мазками только на словах, зрители видят только белые холсты на чистых мольбертах.
Для Капелюша фактура важнее цвета. И здесь любимые художником деревянные балки играют крышу дома. Они подвижны и чувствительны к происходящему и могут взлететь, превращаясь в мощные крылья. Дети в прямом смысле слова хватаются за дом, за сценографию Капелюша, но место действия волей рока меняется, и их ждет железная кровать, тоже способная подниматься и передвигаться на тросах — прочное непостоянство.
Миша Сафронов придумал для спектакля анимацию. Она — воспоминания о прошлом, она же — рисунки Павла, которого мать отстояла у живописи, видя в ней свою погибель. Черно-белая графика в пространстве МДТ прорастает в плоские елочные игрушки, которыми в финале наряжают, словно елку, крышу дома, для чего она тактично перестает раскачиваться. Живые и неживые (а здесь «неживые» — и ушедшие в мир иной, и герои вроде домового, и кукла Лялька) впервые видят друг друга все вместе, большой семьей. Звучит «Casta Diva». Музыка ассоциируется скорее с родным гончаровским «Обломовым», а не с божественной оперой Беллини, — с жизнью простых слабых людей, ценной самыми обычными моментами, а не с подвигами.
М. Никифорова в сцене из спектакля. Фото — В. Васильев.
Роман «Где нет зимы» адаптирован Яной Туминой и Еленой Покорской для сцены таким образом, что мир спектакля оказывается женским. Мужчины — только дети и домовой, и то мужчины условные, бывшие и будущие. Отцы остаются персонажами чужих рассказов, а Павел не совершает побега с заранее спланированным возвращением в детский дом — принципиального поступка взросления.
В спектакле кукла Лялька (а не домовой, как у Сабитовой) бежит в снегу, чтобы спасти заболевшую Гулю. Кукле знакомо такое понятие, как «навсегда», и она делится этим знанием по мере своих сил. В финале она окажется рыжим клоуном, пышным и ярким, а не «неведомой зверушкой», как написано автором. Мария Никифорова играет о том, как подвижная душа побеждает заданные обстоятельства. И это важная смена ракурса: место для поступка нашлось в длинной жизни куклы, а не в коротком изменчивом детстве человека.
Комментарии
Оставить комментарий