Простые песни

Простые песни

Спектакль «Zauberland» британского режиссера Кэти Митчелл, привезенный в Санкт-Петербург в рамках Театральной олимпиады, неподготовленному зрителю может показаться довольно странным набором хаотичных эпизодов, довольно просто смонтированных, без прямых претензий на театральное событие.

Казалось немного неловким появление смартфонов, было немного некомфортно от лобового приема «что вижу, то пою» и в целом немного раздражало незамысловатое существование актеров. Простили бы отечественному режиссеру театральный сторителлинг в похожей форме — действительно вопрос. Глубокое европейское ощущение свободы и рождаемая им некая безответственность за свои творческие поступки довольно часто стирает грань между именно искусством и чистым экспериментом.

Сцена из спектакля. Фото — Patrick Berger.

В спектакле мало декораций. Предметы будто появляются из ниоткуда и выносятся к главной героине «обслуживающим персоналом» в строгих костюмах. Слева стоит красивый рояль, который вместе с пианистом – не менее важное действующее лицо, чем сама певица, лауреат премии «Грэмми», — Джулия Баллок. «Zauberland» — абсолютно музыкален. И именно через музыку, через хрустальный голос Баллок открывается в какой-то момент один из возможных замыслов спектакля. Соединение несоединимого — высокого искусства оперного пения и частных бытовых историй, в которых есть аккуратное развитие в сторону все большей и большей духовной и физической неустроенности человеческого бытия. Соединение в форме, которую так любит Митчелл, — визуализации потока сознания. Именно сновидения как театральный скелет многих красивых творений могут объяснить в этой жизни абсолютно всё. «Как эти господа оказались в моем сне?» Это неважно. Героиня, которая ищет страну обетованную, — как будто некая сущность, которая может становиться всеми людьми одновременно. Вот она поет любовные песни прошедших эпох, через мгновение ее переодевают, и она уже беременная женщина, еще через мгновение — мать, любовник, жених… «Кто я — женщина или корень? Или мужчина-поэт?» Из этого круговорота судеб она вливается, судя по всему, в свою главную роль — эмигрантки, ищущей лучшей судьбы, и оказывается, что все эти человеческие жизни ей просто снятся.

Прекрасно то, что Джулия Баллок абсолютно верит миру, созданному Митчелл. У нее нет и тени сомнения в том, что она делает и куда движется. А если есть, то мастерски сокрыто. Нет, Баллок честно транслирует весь ужас современной реальности, в которой души-соловьи грубо складываются в целлофановые пакеты — такие маленькие пищевые пакеты для маленьких трупов, где в любом месте ты можешь стать жертвой теракта и где нет ничего прочного, особенно отношений между людьми. Героиня спектакля Митчелл — не просто наблюдатель. Она не принимает любой формы насилия, защищает и успокаивает невесту — белоснежный образ невинности, добро, которое не может за себя постоять в любые времена.

Сцена из спектакля. Фото — Patrick Berger.

В «простом» спектакле Митчелл разбросаны драгоценные смыслы, выраженные в тексте. Так бывает, когда ты сидишь в зале, недоумевая какое-то время, а потом вдруг понимаешь, зачем пришел. Чтобы Митчелл сказала тебе: «Бритва лежит в мраморном бассейне. Она осталась там, когда я вырезала свою душу». Или: «Вооруженные поэты приходят заполнить свои клетки». И вот ты сидишь и думаешь над тем, что только что услышал (увидел в титрах). И понимаешь, что точнее сейчас и не скажешь. И если ты захочешь объяснить то, что происходит на планете, достаточно одной фразы из «Zauberland»: «Чтобы согреть руки, я сжигаю своего соседа».

Да, действительно, работает пространство, актеры рисуют наброски особого мира, музыка льется, и свет переходит из живого теплого в полицейский неон. Но самыми убедительными «выразительными средствами» «Zauberland» лично для меня стали вот эти пропетые смыслы. Погружаясь в них, спиной ощущаешь, как приближается человек-система и твердым неживым голосом сообщает: «Все. Тебе пора просыпаться».