Шекспир, Мольер, Островский, Чехов, Макдонах, Куни и фем-оптика
В международный день солидарности женщин в борьбе за равные права, совпадающий с общероссийским днем празднования гендерных стереотипов, мы попросили драматурга Елену Шахновскую и театральную авторку Наташу Боренко с присущей им феминистской оптикой прокомментировать шесть пьес шести наиболее репертуарных в Российских театрах авторов: Шекспира, Мольера, Чехова, Островского, Макдонаха и Куни.
Думая, как проиллюстрировать этот лонг-рид, посвящённый не спектаклям, а сюжетам и текстам, мы то и дело сами выдавали стереотипные фото-подборки, а потому решили не иллюстрировать материал никак.
Но зато в финале лонг-рида собран небольшой словарь гендерного угнетения.
И всех с праздником!
Елена Шахновская
Шекспир. «Сон в летнюю ночь»
С точки зрения феминизма в этой шекспировской пьесе, про которую все помнят лишь то, что там в афинских лесах бегают туда-сюда какие-то озабоченные эльфы, творится полное безобразие. Во-первых, перед нами патриархальная завязка. Эгей говорит своей дочери Гермии, что у нее так себе перспективы: либо выйти, за кого он решил, либо уйти в монастырь («уныло славя хладную луну», как он изящно выразился), либо ей, согласно древнегреческим законам, конец. Во-вторых, в первой же сцене девушки — Гермия и Елена — проваливают тест Бехдель[1], требующий, чтобы героини говорили о чем-нибудь, кроме мужика. В-третьих, афинский пролетариат, разбирая роли для любительского лесного спектакля, не хочет брать женские, потому что это не так почетно, как играть мужские. С другой стороны, Елена, признаваясь Деметрию в чувствах, оспаривает гендерные стереотипы: «Мы к битвам за любовь не рождены: / Не мы просить, а нас просить должны». Ну то есть Шекспир не безнадежен, просто родился очень давно.
Островский. «Таланты и поклонники»
Даже удивительно, что не Островский изобрел интерсекциональный феминизм[2]. Уж он-то знал, что человеку может не повезти дважды: он может родиться женщиной и к тому же бедной. «Таланты и поклонники» рассказывают о герметичном мире купеческого голливуда до изгнания Вайнштейна из рая: женщины тут — говорящий товар в модных платьях, мужчины — ресурсы вроде нефти и газа. Но пока главная героиня — актриса Негина — жалуется на нищету и делает выбор между женихом-менсплейнером[3], учащим ее уму-разуму, и продюсерами-харассерами разной степени оборзелости, мы упускаем из виду Матрену. Кухарка Матрена — женщина без возраста, внешности и потребностей, прислуживающая конвенционально бедной актрисе, — появляется в одной сцене, произносит пять реплик (две из них посвящены самовару) и даже не упоминается в действующих лицах. Интерсекциональный феминизм, Александр Николаевич, интересуется судьбой этой женщины тоже.
Чехов. «Три сестры»
На первый взгляд, существенная тема «Трех сестер» — внутренняя мизогиния[4]. Интеллигентные женщины Ольга, Ирина и Маша системно буллят невесту, а потом жену их брата Наташу за нехороший зеленый пояс, полную неспособность вести депрессивные смолл-токи о смысле жизни, а затем почему-то и утерю амбиций ее стремительно деградирующего мужа. Однако, если приглядеться, все обстоит куда хуже: автор не мизогин; Чехова раздражают не женщины в частности, а люди в целом. Редкое произведение в русской литературе, где от изменения гендера героев (простой трюк, помогающий увидеть, зачем вообще феминизм) практически ничего не изменится. Стреляться, допустим, станут девицы, а три брата будут с тоской смотреть в пустоту и городить ерунду о труде, но история-предтеча южнокорейских «Паразитов» и авторская версия сказки о том, как лисичка зайчика из избы изгоняла, останется прежней. Довольно страшное, кстати, открытие: было бы круче, если бы феминизмом можно было бы хоть что-то в русской жизни спасти.
Мольер. «Мизантроп»
В названии классической пьесы Мольера очень не хватает феминитива. В справедливом мире история про многословного олуха с нарциссическим расстройством (Альцест), занятого абьюзом[5] красивой, наблюдательной и остроумной героини (Селимена), называлась бы «Мизантропка», потому что — ну, в самом деле, сколько можно это терпеть. Селимену там вообще слатшеймят[6] все подряд, от поклонников до подружек; в XVII веке как-то было много желающих рассказывать девушке, как себя вести, с кем общаться, кого любить и что говорить (не то что сейчас). Но вот за что Мольеру спасибо, так это за финал, в котором героиня сильно опередила свою эпоху. Не прочитав ни одной психологической статьи на тему «Как уйти от бытового тирана», Селимена спокойно, с достоинством, с Альцестом в глушь по его приглашению (спойлер) не убежала.
Макдонах. «Королева красоты»
Честно говоря, феминистская оптика идет этой пьесе Макдонаха, как Соеву пенсне. Сюжет такой: Ирландия. Дождь. Съехавшая с катушек сорокалетняя девственница Морин созависимо живет со своей съехавшей с катушек семидесятилетней матерью Мэг, а потом убивает ее кочергой и занимает ее место — символически и для тех, кто с первого раза не понимает, физически, в кресле-качалке. За окном — Ирландия. Дождь. Еще там есть два мужских персонажа, но они не такие исчадия, так что особо не интересны. В принципе хорошо, что в театрах теперь есть на две главные женские роли больше, а то все Гамлет да Гамлет, но хотелось бы, чтобы глубокая мужская мысль, что все проблемы женщины от, скажем так, воздержания, сменилась бы чем-нибудь посвежее.
Куни. «Слишком женатый таксист»
Бесконечная и поразительно несмешная пьеса Рэя Куни, по необъяснимой причине считающаяся комедией, идеальный, конечно, праздник «мейл гейза»[7]. В устаревших фантазиях белого цисгендерного мужчины две секси-цыпочки в лифчиках, Барбара и Мэри, борются за одного Джона Смита, непримечательного до такой степени, что даже эти бедные женщины, живущие с Джоном годами, не могут внятно его описать. Ах да, еще он таксист и тайно женат на них на обеих. И вот, с одной стороны, эти похождения лондонского Бузыкина — британский «Осенний марафон», лишенный русской меланхолии, но с другой — кто будет плохим феминистом, тот будет смотреть эту пьесу ежедневно в аду, не смея мечтать об антракте.
Наташа Боренко
Вместо комментария я сделаю обычный гендер-своп[8]: поменяю героинь на героев, а героев на героинь (оставаясь в бинарной логике) — такой прием мы с Аней Осиповой применяем у себя в телеграм-канале «Богатырки на стрёме». Я оставлю переписанные сюжеты без комментариев, пусть читающие сами решают, стали бы они такую пьесу ставить, смотреть или читать.
Перевернутые «Таланты и поклонники» Островского будут выглядеть так:
Саша Негинский — популярный, но бедный молодой актер. Живет с отцом в тесной квартирке. У Негинского много поклонниц. Среди них, например, княгиня Дулебова, она предлагает Негинскому квартиру получше, взамен просит от него ласки: «Нельзя актеру, хорошенькому пареньку, в такой избе жить; это неприлично. (…) Я, несмотря на свои лета, до сих пор могу увлекаться, как девушка... Я люблю вас, голубчик... у меня очень много нежности в душе, мне нужно ласкать кого-нибудь, я без этого не могу. Ну, подойдите же ко мне, мой птенчик!» Негинский резко отказывает княгине, княгиня обижена и обещает мстить. Отец беспокоится: не стоило так грубо отказывать влиятельной Дулебовой накануне бенефиса. Но невеста Негинского, Полина Мелузова, выпускница университета, поддерживает актера. Полина Мелузова небогата, но умна, она учит Негинского грамматике и не только: «Ведь ты меня просил учить тебя жить; вот ты мне говоришь, что ты чувствовал, говорил и делал; а я тебе говорю, как надо чувствовать, говорить и поступать. Так ты постепенно и улучшаешься и со временем будешь... совсем хорошим мужчиной, таким, каким надо, как это нынче требуется от вашего брата».
Обиженная княгиня Дулебова пытается сорвать бенефис Негинского, вынуждает владельца театра порвать контракт с актером. Но у Негинского есть влиятельная подруга, помещица Великатова, она дарит Негинскому новый костюм, она выкупает бенефис и спасает положение бедного актера, хоть это и последнее его выступление в этом театре. Бенефис проходит отлично, приносит актеру большой гонорар. Восторженные поклонницы приходят одна за другой к Негинскому домой: выразить восхищение его игрой. Одна из поклонниц пытается запустить слух, что провела у Негинского ночь, но благородная Полина Мелузова останавливает это нахальство. И Полина Мелузова, и помещица Великатова в письмах признаются Негинскому в любви.
После раздумий Негинский бросает Мелузову («Я не твой, моя милая! Нельзя, Полина!»), дарит ей на прощание прядь своих волос и садится с папенькой в поезд. Оставшиеся на вокзале поклонницы понимают: Негинский уезжает с миллионщицей Великатовой к ней в поместье, хотя Великатова сама никому об этом не сказала. («Чтоб избежать разговоров; скажи она, что едет вместе с ними, сейчас бы пошли насмешки, остроты. А она стыдится, что ли, или просто не любит таких разговоров. Она сделала очень умно».) Выпускница университета Полина Мелузова не унывает — она найдет какого-нибудь другого актера, которого можно научить уму и благородству.
Чеховские «Три сестры» превращаются в пьесу «Три брата» вот так:
Одиннадцать лет назад батарейная командирка Прозорова увезла своих четверых детей из Москвы, того требовала работа. Год назад Прозорова умерла, теперь уже взрослые (двадцать-тридцать лет) дети хотят поскорее вернуться в Москву. В город приехала артиллерийская женская батарея — все рады присутствию женщин-военных, полковниц и офицерок, с ними жизнь веселей. Переезд в Москву можно отложить. Один из братьев, Митя, несчастен в браке (был выдан рано, в восемнадцать лет, за учительницу старше него). Он заводит роман с москвичкой, сорокалетней полковницей Вершининой, которая тоже в браке, с двумя сыновьями и «полоумным» мужем. Старший брат Олег много работает, но мечтает жениться и ничего не делать. («Все хорошо, все от бога, но, мне кажется, если бы я женился и целый день сидел дома, то это было бы лучше. Я бы любил жену».) Младший брат Илья хочет поскорее в Москву и уже там найти себе жену, но как-то руки не доходят билеты купить. В Илью влюблены две взрослые женщины, баронесса и штабс-капитанша. Баронесса молит Илью о любви: «…Каждый вечер буду приходить на телеграф и провожать вас домой, буду десять-двадцать лет, пока вы не прогоните…» Штабс-капитанша тоже готова на многое ради Ильи: «Роскошные, чудные, изумительные глаза, каких я не видела ни у одного мужчины... Клянусь вам всем святым, соперницу я убью... О, чудный!»
Вообще-то братья надеялись, что их сестра Анна станет ученой, профессоркой, будет преподавать в университете (и заберет их в Москву), но этот план не сработал. Анна поторопилась сделать предложение руки и сердца безвкусно одевающемуся Николаше. Брак с Николашей вышел скучным. Работать Анна пошла в земскую управу. Муж Николаша стал по вечерам кататься на санях с начальницей Анны. От тоски Анна проиграла в карты много денег и заложила общий дом. Братья в шоке, но напрямую Анне ничего не говорят.
Младший брат Илья от безысходности (сам-то ничего сделать не может!) принимает предложение баронессы жениться и уехать на кирпичный завод. Но капитанша Солёная убивает баронессу на дуэли. Артиллерийская женская батарея уходит из города, Вершинина тоже уезжает, несчастный Митя рыдает и чуть не сходит с ума от расставания. Без офицерок в городе будет скучно — это понимают все. Братья плачут, но что поделать, надо жить и работать дальше.
Для шекспировского «Сна в летнюю ночь» мне захотелось сделать вольный своп самого начала пьесы:
ЭЛАНА. Да будет счастлива герцогиня наша Тереция!
ТЕРЕЦИЯ. С чем ты пришла?
ЭЛАНА. Полна возмущенья, с жалобой я пришла на Грегоса, на сына моего родного. Сюда, Диана! Вот Диана, она обещана Грегосу в жены. Сюда, Лилиан! А это Лилиан. Эта Лилиан околдовала ему душу, о моя герцогиня. Ты, ты, Лилиан! Ты носила сыну моему Грегосу стихи, менялась любовными залогами, ты под окном при лунном свете пела ему про томную любовь, ты покорила его воображение, даря то прядь волос, то перстень, цветы, гостинцы, памятки, безделки. Ты выкрала сердце моего сына, ты обратила сыновью покорность в строптивое упрямство. Государыня, если мой сын Грегос здесь на глазах у вас отвергнет Диану, я прибегну к старинному обычаю Афин. Мой сын — он мой, и я над ним всевластна. Поэтому я либо сына отдам Диане, либо обреку на смерть, как предусмотрено законом.
ТЕРЕЦИЯ. Что скажешь, Грегос? Подумай. Мать твоя для тебя подобна Богине. Она — та, которая создала твою красоту. Ты для нее всего лишь восковая форма, которую она вылепила. Она властна или оставить так, иль уничтожить. Диана — вполне достойный человек.
ГРЕГОС. Лилиан тоже.
ТЕРЕЦИЯ. Само собой, но раз твоя мать ее не хочет, то достойнейшей мы признаем Диану.
ГРЕГОС. О, если б мать моя взглянула, как я!
ТЕРЕЦИЯ. Нет, ты должен смотреть ее глазами.
ГРЕГОС. Путь ваша светлость извинят меня, не знаю, что мне придает отваги и как мне позволяет моя скромность в таком присутствии возвысить голос, но я прошу, дозвольте мне узнать, что мне грозит, если я откажу в руке Диане.
ТЕРЕЦИЯ. Ты примешь смерть или навеки будешь отлучен от общества женщин. Подумай, способен ли ты, отвергнув выбор матери, в монашескую рясу облачиться и прожить бездетным иноком. Блаженны те, кто, кровь смирив, свершили подвиг, отдав свою девственность тому, кому положено. Счастливей тюльпан, ставший духами, чем тот, что на нетронутом кусте живет и гибнет в пустынной святости.
ГРЕГОС. Не подчиню свою юношескую волю той, под чьим насильственным ярмом моя душа склониться не согласна.
ТЕРЕЦИЯ. Подумай не спеша. И к новолунью будь готов: или на смерть, за ослушание материнской воле, или покорно стать мужем Дианы, или принести обет безбрачия.
ДИАНА. Смягчись, о Грегос! А ты, Лилиан, склонись перед моим бесспорным правом!
ЛИЛИАН. Диана, раз тебя так любит мать, отдай мне сына, а сама женись на матери.
ЭЛАНА. Шутница Лилиана! Да, я люблю Диану и все мое отдам ей очень охотно. Грегос — мой. И свое право на него я уступаю только Диане.
///К слову: дальше Грегос готов покориться, но Лилиан предлагает рисковать, действовать и бежать///
Своп Макдонаха превращается в пьесу «Король красоты из Линейна»:
Мелвин (сорок лет, некрасивый, но стройный) живет со своим отцом Майком (семьдесят лет, плотного телосложения). Мелвин вслух мечтает, как познакомится с какой-нибудь женщиной, которая «прибьет» Майка: «Главное, чтоб она тебя отдубасила как следует. Потом дала по голове, потом отрубила бы голову большущим топором». Очередной конфликт: Майк сжигает записку, в которой Мелвина приглашали на вечеринку, но тот об этом узнаёт.
МЕЛВИН. Сплю и вижу, как ты, одетый во все белое и красивое, лежишь в гробике, а я весь в черном стою возле гроба, а рядом со мной девушка. Она меня держит за талию, от нее приятно пахнет. И она мне говорит: «Пошли погуляем на всю катушку».
МАЙК. На моих похоронах тебе самому будет семьдесят. И кто тебя тогда за талию обнимет?
Мелвин покупает для вечеринки новый костюм. И возвращается с вечеринки вместе с Пэгги (симпатичная женщина, сорок лет, болезненного вида). Они давно знакомы, но Пэгги работает в Лондоне и редко появляется здесь, в маленьком ирландском городке. Пэгги «нежно обнимает Мелвина, крепко его целует, потом смотрит на него. Кипит чайник. Мелвин мягко высвобождается из ее объятий, улыбается и идет к плите». Мелвин приглашает Пэгги остаться у него, несмотря на спящего где-то здесь отца.
С утра первым на кухне появляется Майк, он выливает мочу из ночного горшка в раковину. Входит Пэгги. Майк удивлен. На кухню в одних трусиках входит Мелвин, он целует Пэгги и просит ее: «Отделай меня еще раз как следует, а то когда еще встретимся, я как раз во вкус вошел». Майк и Мелвин скандалят при Пэгги: сына бесит ситуация с мочой, а отец выдает тайну — Мелвин лежал в психбольнице. Пэгги: «Ничего постыдного в этом нет». Пэгги успокаивает и выслушивает Мелвина, но ей нужно уходить. Перед уходом она заботливо просит его: «Накинь что-нибудь на себя, простудишься, камин-то холодный». Мелвин реагирует: «Ночью я был королем красоты. А теперь? Тебя от меня тошнит…» Пэгги уверяет Мелвина, что он все еще прекрасен, и обещает написать из Англии. Она действительно пишет очень нежное письмо, в котором признается в любви и зовет Мелвина ехать с ней в Америку, там ей предложили работу. Но Майк сжигает письмо до того, как оно попадет в руки сына.
Мелвин начинает догадываться о письме. Чтобы выяснить правду, он льет кипящее масло на отца. Добившись ответа, Мелвин едет на вокзал, чтобы успеть увидеть Пэгги. Возвращается счастливый: он успел, он едет в Бостон. (Тут, кажется, он еще кочергой добивает Майка.)
После похорон отца Мелвин пакует чемодан. В гости заходит Кейт, сестра Пэгги. Она рассказывает, что дела у Пэгги идут хорошо и что скоро та выходит замуж. Мелвин понимает, что ситуацию на вокзале он выдумал. Он почти решается убить Кейт, но вместо этого просит ее написать в письме для Пэгги: «Король красоты передает тебе “до свидания”».
Пьеса Рэя Куни после свопа называется «Слишком замужняя таксистка». Сюжет такой:
У главной героини пьесы, водительницы такси Джулии Смит, есть две квартиры и, соответственно, два мужа. Мужья друг про друга не знают. С Майклом Джулия обвенчалась в церкви, а с Биллом оформила гражданский брак. («Я помогла ему занести в квартиру его вещи, и мы с ним поболтали, и он спросил, не хочу ли я чаю, и я сказала, хочу, и за чаем мы еще поболтали, потом он спросил, не зайду ли я к нему на чашку чая завтра, и я сказала, зайду. И зашла. И мы опять чудно поболтали… Ну и покатилось — чашка за чашкой, я как-то втянулась. А раз уж в самом начале я ему про Майкла ничего не сказала, так потом говорить было и вовсе неловко».)
Джулия живет по четкому графику, и за три года ни один из мужей ничего не заподозрил. Но однажды Джулия хотела спасти старичка от уличных хулиганок, получила от старичка по голове — и попала в больницу. График сбился. После больницы Джулия оказалась в квартире у первого мужа, хотя в это время должна была быть у второго. Джулия в панике, она рассказывает про свою двоемужескую ситуацию соседке Стелле. Стелла впечатлена.
СТЕЛЛА. Боже правый! И эту личность я считала посредственностью! Но как ты сводишь концы с концами? Два мужа! Это же какие затраты!
ДЖУЛИЯ. Не такие большие. Во-первых, они оба работают. Во-вторых, на себя я денег почти не трачу.
Стелла восторженно включается в ситуацию и изо всех сил старается помочь. Первый муж уговаривает Джулию полежать, отдохнуть. («Хочешь, я тебе яичко сварю?») Но Джулия должна ехать ко второму мужу — он уже заявил в полицию о пропаже жены. Двоемужество — подсудное дело, и Джулия боится тюрьмы (но не мужей). Дальше вся пьеса — это маневры Джулии между корреспондентами, полицией, двумя мужьями и всеми остальными вокруг.
Среди событий: Джулия пытается отвлечь то одного, то другого мужа, например, заманивая их в ресторан. («Лягушонок, пойдем подышим воздухом, зайдем в ресторанчик, выпьем винца, а уж потом вернемся и запрыгнем в кроватку».) Она запирает кого-нибудь из мужей на кухне, тащит кого-нибудь из них в спальню, бьет корреспондентку. Стелла придумывает истории про ферму с огурцами и трагедию под лавиной. Один из кульминационных моментов — Джулия уверяет офицерку полиции, что они со Стеллой лесбийская пара. Тем временем в историю включается настоящая лесбийская пара, шумные и хамоватые соседки одного из мужей. В итоге, когда Джулия говорит полиции правду, то ей уже никто не верит. Все это время мужья (ничем друг от друга не отличающиеся люди) много возмущаются, иногда кричат, тарабанят в закрытые двери, звонят по телефону, разговаривают с полицией, но так ни о чем и не догадываются.
Хотела я совсем проигнорировать Мольера, с его зашкаливающе мизогинными женскими образами. Но, так и быть, вот вам своп одной из сцен, в которой маркизы Клисандра и Акаста обсуждают, отчего же они такие классные, и решают, кому достанется красавчик Селимен.
КЛИСАНДРА
Любезная маркиза, по чести, мне завидно:
Ты так довольна всем, так весела, что видно;
Но без иллюзии, по чести мне открой:
Что служит поводом для радости такой?
АКАСТА
Я вижу, черт возьми, по размышленье зрелом,
Что грусть была бы мне неподходящим делом.
Я молода, я недурна, есть средства у меня,
Есть имя старое и знатная родня;
А про мои сердечные дела
(Что, право, главное), я так ловка и так смела.
Не раз бывала я причиной увлеченья,
К тому ж одарена и вкусом и умом,
Могу беседовать свободно обо всем;
Есть у меня апломб во взглядах и сужденьях:
Я видное лицо на первых представленьях,
Аплодисментам знак всегда я подаю,
И ценят похвалу небрежную мою.
Могу похвастаться весьма приличной миной.
Зубами чудными и талией осиной;
Как одеваюсь я, признаешь ты сама,
Что тут я сто б очков вперед любой дала;
Ценима королем, любима сильным полом —
Так почему ж не быть всегда веселой?
КЛИСАНДРА
Но если вам любовь дается так свободно,
К чему же тратить здесь вздыхания бесплодно?
АКАСТА
Бесплодно? Черт возьми, ну нет! Я не из тех,
Что сносят холодность и терпят неуспех.
Пусть неудачницы, вздыхая без конца,
Слезами размягчить стараются сердца,
Стремясь путем мольбы и длительной осады
Добиться наконец желаемой награды.
Уж не привыкла я, маркиза из Порелли,
Чтоб сверху вниз мужчины на меня смотрели;
И как бы ни пленял меня он красотою,
Я все же думаю, что я не меньше стою.
Нет! Никого любить не стала б я в кредит.
Немножко гордости успеху не вредит;
Для равновесия мне нужно — я замечу, —
Чтоб оба мы в любви друг другу шли навстречу!
КЛИСАНДРА
Ты думаешь, маркиза, ты здесь так в чести?
АКАСТА
Я думаю, маркиза, в этом я права... Прости!
КЛИСАНДРА
Но почему ты так убеждена в успехе?
Ужели он, ответь,
Дал тебе право возыметь надежду?
АКАСТА
Нет. Я им отвергнута.
КЛИСАНДРА
Прошу, ответь без шуток.
АКАСТА
Я вижу лишь отпор.
КЛИСАНДРА
Довольно прибауток.
Чтоб кончить миром нам, любезная маркиза,
Давай-ка мы в одном условимся с тобой:
Кто доказательство вернее дать сумеет,
Что благосклонностью красавчика владеет,
Той сразу же уступит та, кто потерпела неудачу,
Соперница исчезнет… Нравится задачка?
АКАСТА
Маркиза, черт меня дери, задачка как прекрасна.
Идет; я на нее от всей души согласна.
Но тсс...
[1] Тест Бехдель — тест, проверяющий художественного произведения на гендерную предвзятость. Для того чтобы пройти его, произведение должно содержать в себе хотя бы два женских персонажа, которые беседуют между собой о чём-либо, помимо мужчин. Иногда добавляют, что эти две женщины должны быть названы по именам. Тест изначально был предназначен для оценки фильмов, но с тех пор применяется и в других средствах массовой информации.
[2] Интерсекциональный феминизм — название этой феминистской социологической теории было дано профессором Кимберли Креншоу в 1989 году. Сторонники теории интерсекциональности утверждают, что классические концептуализации угнетения в обществе, такие как расизм, сексизм, гомофобия, трансфобия, не действуют независимо друг от друга. Они взаимодействуют друг с другом, формируя систему угнетения, в которой действует множество видов дискриминации.
[3] Менсплейнинг (mansplaining) — ситуация, в которой мужчина объясняет что-то женщине снисходительно, с помощью упрощённых формулировок, делая скидку на её пол.
[4] Мизогиния — системная ненависть к женщинам, проявляющаяся в дискриминации, сексуальной объективации, насилии.
[5] Абьюз (abuse) — понятие, собравшее в себя все виды насилия одной персоны по отношению к другой: физическое, психологическое, эмоциональное и т.д.
[6] Слатшейминг (slut-shaming) — осуждение женщины за сексуальное поведение или желания.
[7] Мэйл гейз (male gaze) — практика отображения мира с позиции гетеросексуального мужчины, используемая в различных медиа, фильмах, передачах
[8] Гендер своп (Gender Swap) — своего рода тест или упражнение, в котором гендер персонажей художественного произведения меняется на противоположный. Такой «обмен» помогает обнаружить, присутствуют ли в произведении гендерные стереотипы и гендерная предвзятость.
Комментарии
Оставить комментарий