Смысл в любви и прощении

Смысл в любви и прощении

С 2019 года в Дальневосточном федеральном округе действует Программа развития театрального искусства на Дальнем Востоке. Инициированная народным артистом Евгением Мироновым и получившая поддержку на уровне Президента РФ, программа включает в себя проведение регионального и международного фестиваля и грантовую поддержку репертуара. Ежегодно Министерством культуры РФ выделяются средства на постановку пяти спектаклей в дальневосточных драматических театрах, а предпочтение отдается актуальному прочтению текстов молодыми, но уже получившими признание режиссерами.

Поделюсь впечатлениями о двух спектаклях сезонов 2020/2021: «Зулейха открывает глаза» по роману Гузель Яхиной в постановке Дмитрия Акриша в Комсомольском-на-Амуре драматическом театре и «Каренин» по пьесе Василия Сигарева в постановке Романа Габриа в Уссурийском драматическом театре.

В спектакле «Зулейха открывает глаза» зрители входят в полутемный зал, герои уже находятся на сцене, мы долго вглядываемся, пытаясь понять, что они делают на двенадцати прямоугольных площадках, занимающих всю сцену. Доктор Лейбе (Дмитрий Стертюков) читает книгу, Зулейха (Елизавета Азаренкова) перебирает, пересыпает в руках землю, Горелов (Дмитрий Сердюк) курит, Степан (Семен Горошок) отмывает руки, художник Иконников (Игорь Веслополов) работает у мольберта, Изабелла (Евгения Ярцева) вдохновенно жестикулирует, вероятно, учительствуя. Их действия только угадываются, обозначаются без реальных предметов, словно намечаются их судьбы. Мы разглядываем другие площадки: прямоугольник травы, островок гальки, дощатый пол в избе Упырихи (Лариса Гранатова), кладбище с надгробиями девочек Зулейхи… Наконец из оркестровой ямы поднимается «зло», возникают герои, в которых мы позже узнаем Игнатова (Евгений Бадулин), Бакиева (Владимир Куличенко), Настасью (Ирина Лярская).

Этим прологом режиссер и художник спектакля Дмитрий Акриш обозначил свою позицию по отношению к материалу; в нем не будет линейного повествования и полного следования сюжету романа. Действие на площадках построено по киношному, монтажному принципу; полная темнота завершает один эпизод, и тут же вспыхивает следующий. Вспышка стала значимым световым приемом, а соединившись с адским звуком щелкающего затвора, она врезается в память. Световая и звуковая партитура спектакля неотделима от пластической. Прямоугольные площадки принудили режиссера выстроить ритм и пластику актеров на сцене как вечное «хождение строем». Всего полтора десятка актеров задействованы в спектакле, но прямые линии и резкие движения на поворотах создают ощущение бесконечного потока людей, едущих в ссылку, идущих по каторжной дороге.

Именно этими лаконичными средствами — звук затвора, вспышка, человеческий строй — выстроена одна из наиболее точных из виденных мной сцен мартиролога. Человек из строя становится под свет вспышки, звучит фамилия, звук затвора, следующая фамилия, звук, вспышка, и это кажется нескончаемым.

Не все сцены выстроены настолько условно. Например, сцена погрузки арестованных в поезд с перекличкой, подробными инструкциями начальника ГПУ, агитационными призывами к новой жизни проходит на фоне набирающих свет фонарей на заднике, звуков паровозных гудков и приближающегося поезда. В романе Зулейха впервые в жизни видит поезд, и мы ощущаем физически ее страх перед грозной махиной: свет паровоза слепит глаза, звук оглушает. Начинается ад.

Слово «вспышка», так часто употребляемое мной, отражает смысл и строй спектакля. Нелинейное повествование выстроено (автором инсценировки явился режиссер), на мой взгляд, как всполохи эмоциональной памяти главной героини, что читается в видеотитрах, которые оказываются то кратким (фиксация мест действия, характеристики действующих лиц, событий), то распространенными, когда Зулейха вспоминает новые слова: продразверстка, реквизиция, большевики, губЧК, уполномоченные… Недаром ее память постоянно воскрешает на сцене свекровь Упыриху, которая становится ее проводником сегодняшнего пребывания в преисподней. В финальной сцене, когда Зулейха просит Игнатова отпустить Юсуфа, Упыриха оказывается на кладбище с могилками внучек, а героиня прогоняет сына, изо всех сил пихая его в новую жизнь. Последняя вспышка спектакля — Игнатов и Зулейха обнялись.

Конечно, в дальневосточном городке, где о политзаключенных и ссыльных знают не понаслышке, глупо было бы придавать истории национальный оттенок романа. Наоборот, режиссер подчеркнул всеобщность событий — например, оставив актрису, исполняющую роль Зулейхи, блондинкой. Герои в спектакле одеты в костюмы, отдаленно напоминающие кулмэк (рубаха-платье и шаровары), но вполне уместные и сегодня.

В гармоничном актерском ансамбле спектакля, на мой взгляд, стоит выделить Евгения Бадулина, исполнителя роли Игнатова, и Ларису Гранатову в роли Упырихи, создавших неоднозначных персонажей, через которых транслируется важный для спектакля вопрос: возможна ли была другая жизнь, другая судьба у них, у страны?

Спектакль Романа Габриа «Каренин» по пьесе Василия Сигарева тоже начинается не после третьего звонка. Когда зрители входят в зал, на сцене беседуют Священник (Сергей Денежкин) с Девочкой (Кристина Тюменцева), постепенно через зрительный зал на сцену входят герои.

Таким образом режиссером заявлен ход — театральная игра. Если еще учесть, что драматургия по мотивам романа Толстого, то сценический текст Габриа выглядит отражением в троящемся, множащемся зеркале.

Девочка помогает Священнику обряжаться в одежду для служения; это подробная подготовка к ритуалу, и театральному в том числе. Обрядом венчания Каренина (Борис Бехарский) и Анны (Мария Макарова) начинается действие; жених и невеста в черном, Анна хихикает, кольцо падает, на авансцене в обморок падает Вронский (Сергей Солянников), а паровозная труба уже дымит, и звук прибывающего поезда нарастает. Вронский грубо обрывает венчание, буквально выбивая из рук Каренина палку и угрожая пистолетом. Он уже был в жизни Анны, а не встретил ее случайно на вокзале, он берет ее на руки и уносит из церкви-вокзала в дом Каренина, где начинается семейный обед.

Единая установка-декорация спектакля (художник Павла Петрушова) — три разных по высоте пандуса заканчиваются ажурной аркой, становящейся по ходу спектакля местами действия; вокзалом, церковью, залом разных домов. В арке помещен потрет Сережи в круглой раме, он освещается, когда мальчик вступает в действие, и, несмотря на то что персонаж «присутствует» только на фонограмме, он становится важным героем спектакля.

Сценическая установка, одновременное присутствие на сцене многих персонажей, следующая сцена начинается тогда, когда предыдущая еще не закончилась; эти приемы создают многослойную и многозначную визуальную картину. Еще одним дополнением к ней стал видеоряд — зарисовки, которые формально следуют главам в пьесе Василия Сигарева, но становятся словно трейлером, отражающим визуальный смысл спектакля. Постановщики часто прибегают к приему теневого театра, выстраивая выразительные групповые мизансцены, становящиеся фоном к происходящему (режиссер по пластике Николай Куглянт, художник по свету Дмитрий Албул).

В финале семейно-свадебного обеда Анна, притягательная и сексуальная, садится на стол напротив Каренина, а он буквально заволакивает ее на колени, ласкает, прямо-таки вожделеет ее, и нам понятной становится причина его женитьбы — страсть, и такой же понятной наступившая ревность. Страсть и ревность доводят его до инсульта в сцене с Долли (Елена Оноприенко). На наших глазах речь актера становится невнятной, руки и ноги крючит в припадке, искажается лицо. Алексей Александрович оправится от инсульта, когда пройдет путь духовного прощения.

Акцент на физиологии станет одним из ведущих в спектакле; Каренин носит огромный слуховой аппарат, его речь — глухого человека, говорящего нарочито громко и раздельно. У него подростковый нервный тик, он часто трясет коленями в напряженных сценах. Вронский заикается, причем заикание развивается. Сцена объяснения в любви Анне построена как сеанс у психотерапевта. «Скажи, что ты меня любишь», — говорит Анна. Алексей несколько раз повторяет, сильно заикаясь. Анна требует: «Еще, еще…» А когда тот произносит фразу, не заикаясь, — все, он излечился любовью.

Меня в некоторой степени «раздражала» сцена умирания Анны, сцена послеродовой горячки отторгает, персонажи безучастны к страданиям Анны, актеры безэмоциональны. Священник делает Анне укол, начинается сон. Это вторая сцена, связанная с морфием, они опрокидывают нас в прием театральной игры, эмоционального бреда, любви-болезни. Мое раздражение сменилось подтверждением точности следования приему и выхода на современность прочтения. Любви нет в безэмоциональном поле, страсть неизбежно погибнет. Исцеление только в любви и прощении. Ведь в финале сцены герои разбирают шубы, которыми укрывали Анну на ее смертном одре, словно примеряя судьбу героини на себя.

«Физиологические» сцены оттеняют условность театральной игры; режиссер использует различную игровую стилистику. Сцена скачек, в которой Вронский, вечно носящийся со своим пистолетом, стреляет в игрушечную лошадь, сцена в театре, в которой Каренин кривляется с накладными ушами, Долли общается с детьми-куклами, постоянно кто-то появляется среди серьезной сцены на велосипеде — отсылка к постиронии, она звучит и в музыкальном рефрене «Я возвращаю ваш портрет…».

В финальном поклоне артисты уже словно иронизируют и над собой — хихикают, переговариваются. Достойные актерские работы и цельный ансамбль стали весомой заслугой постановочной группы.

Хочется отдельно подчеркнуть, что оба театра, представившие в этом непростом сезоне спектакли по грантам Программы развития театрального искусства на Дальнем Востоке, — городские, часто вынужденные ставить много премьер, чтобы поддерживать зрительский интерес. И именно грант стал для них не просто материальной поддержкой, но и обновлением, интенсивной работой, зарядом современным театром актеров и зрителей.