Собирательный портрет

Собирательный портрет

В этом году я четыре раза приезжала в Казань. Зимой смотрела «Умаление мира» Марины Давыдовой на театральной площадке MON, весной — «Иваново детство» Антона Федорова в русском ТЮЗе, летом работала на фестивале тюркских народов «Науруз», а осенью вернулась в MON, чтобы посмотреть «Чын татар» Дины Сафиной и Ксении Шачневой. Каждая поездка отличалась от предыдущей: выстраивались новые маршруты, рядом были разные люди, нужные, как мне кажется, именно в этот момент, складывались какие-то свои истории, и всегда это были важные для меня театральные впечатления.

В финальный приезд я поняла, что Казань — это город, от которого я всегда испытываю восторг, вне зависимости от того, в какую погоду и в какой сезон там оказываюсь. Даже если приходится ходить по ледяной корке, пытаться не промочить ноги после ливня, плавиться под солнцем или заматывать голову шарфом, чтобы укрыться от ветра. Я заметила, что в Казани особенный воздух, он возвращает меня в детство, в то время, когда я ездила к бабушкам: к одной — в Астрахань, к другой — в Саратовскую область. Я чувствую в нем запахи воды и травы, что-то пряное и сладковато-соленое (кажется, сейчас я описала татарский чай с молоком, маслом и солью), и как-то дышится этим воздухом по-другому.

В Казани мне нравится удивляться! Например, тому, что в городе развитая инфраструктура и столичные амбиции сочетаются с неспешным ритмом жизни. Во всяком случае, у меня была возможность никуда не торопиться, и я не видела людей, которые суетились, бежали, боялись куда-то опоздать. Или тому, как причудлива городская архитектура. Сначала можно оказаться среди разноцветных деревянных домов Старо-Татарской слободы, потом дойти до улицы Баумана, где каменные дома с украшенными фасадами соседствуют с православными храмами, а после выйти к Казанскому кремлю и долго рассматривать минареты Кул-Шарифа. В Казани чувствуется пересечение времен и культур, и для меня, как для человека приезжего, это интересный феномен — мне нравится наблюдать, как в одном пространстве переплетаются русская и татарская культуры, но я знаю, что внутри этот процесс непростой и часто болезненный.

Национальная библиотека Республики Татарстан. Инсталляция из пяти алфавитов татарского языка. Фото — Мария Кожина.

Могу сказать, что я видела Казань разной, хотя ни в одной из этих поездок не было достаточно времени, чтобы полноценно пройтись по городу. Маршрут, описанный выше, существует у меня в голове, но все эти места я видела по отдельности в разных поездках. Правда, и в коротких прогулках я находила что-то любопытное. Например, весной я постоянно сворачивала с главных улиц, искала неочевидные пути и набрела на внутренний двор Казанского федерального университета с аккуратными деревьями, мощеными дорожками. И то ли день был не рабочий, то ли там всегда так (хотя вряд ли, студенты же), но царила тишина, не было людей, и для меня этот двор стал местом неподвижности и успокоения.

А в последний раз, осенью, меня встретила Казань монументальная. Я остановилась в гостинице недалеко от площади Свободы и Театра оперы и балета имени Мусы Джалиля. В выходной день жизнь здесь как будто замерла, и среди громадных построек, на большой широкой площади, никого не было. Даже в кафе с приятным интерьером и хорошей кухней я оказалась единственным посетителем. Чем ближе потом я подходила к Национальной библиотеке, где расположилась площадка MON, тем больше поражалась масштабам строительства. Рядом со зданием библиотеки перехватывает дыхание, потому что чувствуешь себя маленькой и незначительной, оказавшейся перед чем-то, действительно великим. Но потом, когда через огромные окна видишь внутри людей, которые ходят между стеллажами или сидят за столиками, успокаиваешься, потому что понимаешь, что здесь идет такая же неспешная жизнь.

Сцена из спектакля. Фото — архив театра.

В этот вечер я смотрела «Чын татар» — спектакль о том, что значит быть татарином или татаркой сегодня, о том, какие обычаи переходят из традиционной культуры в светскую, а какие остаются в прошлом, и возможно ли не утратить их навсегда. Участники спектакля, горожане — жители Казани, со сцены рассказывают, как они ощущают национальное в повседневной жизни. Сначала они представляют некоторую статистику — знаками показывают, каких взглядов каждый придерживается. Кто-то из них стесняется говорить по-татарски; кто-то убежден, что национальность партнера или супруга не важна; кто-то против секса до брака; кто-то хочет, чтобы появился закон, разрешающий однополые браки; кто-то думает по-другому.

Национальность — то, что объединяет этих людей разных возрастов, профессий, взглядов. Они стоят на одной площадке, а я думаю: что это значит? Может ли общая культура сделать людей близкими, помогают ли традиции прийти к взаимопониманию, существует ли что-то, подразумеваемое между людьми одной национальности? Эти вопросы возникают, потому что я никогда не ощущала свою русскость. В моей жизни нет обычаев, которые я могла бы назвать русскими, а если они и есть, я этого не осознаю. Нет какой-то особой любви к национальной кухне, и я вообще не понимаю, что такое русская национальная кухня, потому что кажется, что все, что могло бы ею называться, было заимствовано (надеюсь, я ошибаюсь). Есть только язык, на котором я говорю, думаю и пишу. Он связывает меня с прошлым, и я могу читать Пушкина, Достоевского, Толстого в оригинале, но для меня это скорее про историю, чем про национальность.

Я ищу ответы в спектакле и понимаю, что в татарской культуре (наверное, как и в любой) важны преемственность и то, что человек получает в детстве. Одна из историй, звучащих со сцены, — история Гюльнары Фазлиахметовой про татарских бабушек, которых в последнее время становится меньше. Исчезают татарские бабушки, а с ними — традиции, которые передаются в семье из поколения в поколение. Наверное, в Татарстане это ощущается острее, потому что вместе с традициями уходит язык, но к этой истории и я чувствую сопричастность, и у меня что-то свербит внутри. Думаю, каждый в какой-то момент понимает, что люди старшего поколения уходят, а хочется, чтобы они всегда были рядом, рассказывали о жизни, потому что знают про жизнь что-то такое, до чего нам еще идти и идти. Но рано или поздно связь прерывается, и узнать что-то важное уже нельзя, а когда мы будем бабушками, будем другими и будем рассказывать про свое, но то, из чужого прошлого, передать уже не сможем.

Сцена из спектакля. Фото — архив театра.

В другой истории Адель Замалутдинов делится тем, как отношения с бабушкой, давшей ему в детстве полную свободу, научили понимать других людей и выстраивать границы, и теперь он может сказать, как с ним нельзя себя вести, как нельзя разговаривать. А еще с бабушкой можно было поделиться всем, что беспокоит: несправедливость воспитателей и учителей, непонимание сверстников.

Традиционная культура предписывает участникам спектакля, как себя вести, но сейчас они чувствуют себя свободными, готовыми решать, как одеваться, на каком языке говорить, как строить отношения с другими людьми. В одной из первых историй говорилось о национальном костюме, о том, как раньше татарки заплетали волосы, какие украшения было принято носить. После этого Зуля Катеева (участница спектакля) снимала национальный костюм, надевала джинсы и замечала, что сегодня в таком наряде можно пойти разве что на Сабантуй. Думаю, главное, о чем говорит спектакль, — человек сам в праве выбирать, какое место в его жизни будут занимать обычаи и как они сплетутся с современными представлениями. И кажется, что жители Казани с этим справляются. Как сказала Зуля: будьте такими татарами, какими захотите. И мне тоже хочется быть такой, какой я захочу, даже не будучи татаркой.