Автор

​Сошествие Андерсена в ГУЛАГ

На металлическом столе — старые кружки и миски, мясорубки и флаконы.К каждому предмету прикреплен ярлычок на нитке — как хвостик чайного пакетика. Или как бирка на трупе. Все эти вещи найдены в развалинах сталинских лагерей и будут выступать как артисты: Михаил Плутахин поставил в Музее истории ГУЛАГа спектакль «Наблюдатели» (художник — Ольга Галицкая).

«Наблюдатели» сделаны в достаточно редком для России направлении: театр предмета (плюс театр света, тени и, конечно, звука). На протяжении часа зрители наблюдают из темного зала, как вещи, когда-то жившие в руках узников и надсмотрщиков, разыгрывают старые драмы: любви и унижения, жестокости и надежды, романтических воспоминаний и суровой реальности.


Фото — Музей истории ГУЛАГа.

Взаимодействие кружек или ведер, танец чайника и бой мясорубок не говорят напрямую о лагерных сюжетах; однако, зная историю вещей, ты наделяешь происходящее особым смыслом. Молодые «кукловоды» в серых робах-комбинезонах создают пространство, где, как в мультфильме или в сказке Андерсена, вещи оживают и обретают собственную индивидуальность и судьбу. Всходит и заходит, как солнце, подставка под чайник, разливающий счастливое тепло. Молоток расправляется с кружками. Но и когда на место кружек приходит насмешливая и податливая пружина, радоваться все равно рано: и на нее найдутся ножницы по металлу и разрежут ее по талии ровно напополам.

В большой мере этот спектакль, особенно поначалу, когда вещи на столе только группируются без особенной сюжетности, — история о самом зрителе, о том, как мы неизбывно очеловечиваем окружающее. Каждый раз, когда ты вчитываешь характер в бессловесный предмет, происходит маленькая победа анимизма.

Ансамбль «Комонь», сидящий здесь же, на первом ряду, словно в оркестровой яме, создает атмосферный саундтрек: вот ностальгическое танго в воспоминаниях грустной мясорубки, вот скрежетание и гудки, а тут и народные песни. Музыкально-шумовое сопровождение — важный слой спектакля, говорящий здесь чуть ли не больше, чем визуальный ряд, и так же — практически без слов.


Фото —Музей истории ГУЛАГа.

Драматургия спектакля кажется мозаичной, не вполне последовательно выстроенной: настроения подчас меняются внезапно. А когда в суровые моменты на стол нисходит перышко, этакий бог-из-машины, —многослойный, сложныйспектакль суживается до простой аллегории.

Но вот наступает финал: выстраиваются в ряд, почти по росту, флаконы, и в дрожащем свете прожектора-фонарика у каждого из них высвечивается на стене совсем человеческая тень с индивидуальным наклоном пробки-головы. И, приближаясь к самой сердцевине бутылочки, как яркая лампа на допросе, луч оставляет на стене уже не тень силуэта, а преломленное прозрачное сияние. Огонь, мерцающий в сосуде.

Огромная тень руки опускается на флакончики и укладывает их поочередно. Спектакль приходит к новой жанровой определенности: теперь это реквием, поэма памяти. Памяти всех тех, чьи гнутые и дырявыевещи сейчас сыграли свой драматический балет.

Комментарии

Оставить комментарий