Ван вэй тикет

Ван вэй тикет

Во время спектакля «Я нанял убийцу» в шарыповском театре шел дождь. Настоящий. Крыша протекла, и все полтора часа спектакля вода с шумом лилась на заботливо разложенный в зале полиэтилен. Помню историю о том, как в «Дяде Ване» Льва Додина воду, что во время ночной грозы во втором акте стекает по стеклу, никак не могли отключить монтировщики, но настоящий дождь в театре — это что-то другое. К слову, за десять минут до начала спектакля машина, которая везла нас в театр, въехала в глубокую лужу и заглохла. Шарыпово — удивительное место, к контрастам которого невозможно привыкнуть. Это по-настоящему уродливый и даже по российским меркам очень неухоженный город в 312 км от Красноярска, с театром, ради которого не жаль времени, потраченного на длинную — даже по российским меркам — дорогу: пять часов на самолете до Красноярска и шесть часов на автобусе (с автостанции можно еще в Кедрово или в Шушенское, но там нет театров).

С. Юнгман (Анри). Фото — архив театра.

«Я нанял убийцу» — изящная, остроумная, стильная комедия по трем сценариям Аки Каурисмяки. Персонажи фильмов «Я нанял убийцу», «Ленинградские ковбои едут в Америку» и «Береги свою косынку, Татьяна» как бы не нарочно время от времени оказываются в одном и том же баре с высокой сценой. Именно в этом баре потерявший работу клерк Анри (Сергей Юнгман) нанимает для себя киллера, и здесь же он встречает продавщицу цветов Маргарет (Ксения Коваленко), которая вернет ему любовь к жизни, в то время как отменить заказ будет уже невозможно. А еще здесь гроб с торчащим из него черным чубом и двое музыкантов, будто нарядившихся Элвисами Пресли на Хэллоуин, — они, как и положено, собираются в Америку, где люди «любят всякое дерьмо». Здесь и трепетные блондинки Татьяна с Клавдией, которые и стесняются, и отчаянно строят глазки «этим финским парням». Здесь и кокетливая квартирная хозяйка Анри, и мрачная секретарша его босса. Впрочем, места у микрофонов хватит всем: стихийным квартетом дамы страстно исполняют на сцене «Не спеши» Евтушенко — Бабаджаняна и «Ты выглядишь так несовременно рядом со мной» Цоя под аккомпанемент все тех же ленинградских ковбоев. А еще танцуют под ритмы финской песни, слова которой нам переводят: «Шел дождь, когда я увидел тебя». Дождь все еще идет.

Сцена из спектакля. Фото — архив театра.

Но спектакль начинается с другого музыкального номера: корпулентная секретарша (Снежанна Лобастова) в небесно-голубом костюме и ярко-красных сапогах томно, но не изменяя высокомерному спокойствию советского управдома (восьмидесятые!), исполняет «Бай зэ риверс ов Бабилон». Помимо того, что это дико смешно, с Бабилоном-Вавилоном в спектакль входит тема игры в иностранщину. По сюжету фильма Каурисмяки Анри — француз, которого первым увольняют при сокращении штата в английской конторе. По сюжету другого фильма Татьяна — эстонка, а Клавдия — из Казахстана, но, как и в случае с сибирскими ковбоями, иностранцев в этих фильмах играют, конечно, узнаваемые финские артисты. Шарыповские артисты играют комическое остранение: они иногда имитируют финский акцент или финскую неторопливость, подчеркивая игровую природу этого спектакля, а Ксения Коваленко — Маргарет носит очень блондинистый — «финский» или клоунский? — парик. Игра с иностранным у Зальцман придумана тонко: как и песни, она оттеняет образ главного героя в исполнении Сергея Юнгмана. В фильме Каурисмяки роль Анри исполняет Жан-Пьер Лео, «иностранность» героя на этот раз несыгранная, и проявляется она главным образом в его молчаливости и отстраненности. В первых сценах хрупкий Сергей Юнгман играет роль Анри неторопливо, не демонстрируя открытых эмоций. Печально и слегка удивленно смотрит в зал Анри после очередной неудачи, и его способность испытывать сильные чувства — от симпатии до любви и от страха до ужаса — просыпается постепенно, на наших глазах. Юнгман подробен и убедителен в этой роли, своей неспешностью нарочито контрастируя с эстрадным типом существования остальных артистов. Особенно с поразительным трио Валерий Курченков — Андрей Глебов — Павел Астафьев, что лихо отыгрывает двенадцать персонажей.

Сцена из спектакля. Фото — архив театра.

Но главная игра, главная рамка здесь кинематографическая, это — как будто! — театр про кино. В самом начале спектакля на занавес проецируются слова Каурисмяки о том, что теперь он снимает кино только в жанре «гениального фуфла», дальше титрами обозначается смена мест действия. Художница Катя Никитина кадрирует пространство при помощи подвижной ширмы (неужели привет Крэгу?!), и именно стремительное и четкое движение черных ширм определяет ритм этого спектакля. Так, нам то открывается кадр с крошечным пространством квартирки Анри, то кадр с конторой, то кадр в квартире Маргарет. Кадры с неизменным голубым фоном такие тесные, что в них все время как будто кто-то не помещается. Так, мы видим только ботинки незадачливого продавца ювелирного, в которого попадает бандитская пуля. Или только руки продавца, что протягивает Анри веревку… Независимо от того, знаком нам фильм-оригинал или нет, мы понимаем, что Анри покупает ее, чтобы повеситься, но это не мешает нам смеяться во весь голос. Потому что Галина Зальцман мастерски монтирует с лирической линией Анри не только вокальные номера, но и гэги. Сохраняя специфическую природу юмора Каурисмяки, Зальцман нарочитой дискретностью спектакля уходит от ритмической медитативности его фильмов, создавая почти цирковую структуру. Здесь люди пытаются играть с предметами, но, скорее, предметы играют с людьми, а потому в маленьких рамках из ширм реквизит то и дело возникает крупным планом. Так, Анри сгибается под стопкой из десятков бумажных папок, его газовая плита живет собственной жизнью, веревка — слишком длинная и не дает повеситься, с пистолетом не может совладать даже бывалый гангстер, а протянутый Клавдии билет становится поводом для исполнения «Ван вэй тикет».

К. Коваленко (Маргарет), С. Юнгман (Анри). Фото — архив театра.

Эстрадные эпизоды в глубине сцены служат контрапунктом лирической линии Анри и Маргарет. Когда ширма уезжает, клаустрофобические кадры уступают место утопающему в синем свете, чудится, бесконечному пространству (никогда крошечная сцена шарыповского театра не казалась такой огромной). Можно увидеть в этом композиционном принципе наследие Брехта, а можно — оммаж «Неизвестному солдату» Кристиана Смедса в Финском национальном театре, где, кстати, тоже звучала песня из репертуара Анны Герман. Но контекст места рождает и собственные смыслы. Держа перед собой огромный черный чемодан, Клавдия вдруг грустно и взволнованно произносит «Всегда кажется, что прекрасное — это где-то там далеко», и шум дождя в зале становится слышен особенно отчетливо. Я могу представить этот спектакль на любом фестивале мира и очень надеюсь, что его ждет насыщенная гастрольная судьба, но, знаете, стоит сгонять в Шарыпово, чтобы именно здесь увидеть, как в смешном и нелепом пульсирует таинственная красота.