Время приключений

Время приключений

В минувшем году в целом ряде российских ТЮЗов планировали ставить «Маугли»: именно этой историей в постановке Генриетты Паскар в московском Мамоновском сто лет назад открылся первый в стране театр для детей.

Архангельский театр драмы имени Ломоносова выпустил к новогодним каникулам целых две премьеры для детей: «Маугли» и «Сказку об Одиссее». Актер труппы театра и начинающий режиссер Михаил Кузьмин обратился к «Книге джунглей» без всякой «датской» причины, увидев в ней материал для сценического блокбастера. Режиссеру нельзя отказать в умении осваивать большое пространство: огромный, один из самых грандиозных в стране, сценический планшет в его «Маугли» никогда не кажется пустым, более того, в массовых сценах персонажи взламывают четвертую стену, двигаясь по проходам партера. Из-за этого стаи волков и бандар-логов кажутся намного более многочисленными, чем есть на самом деле.

«Маугли». Фото — архив театра.

В центре сцены (художник — Андрей Тимошенко) возвышается ступенчатое сооружение, напоминающее пирамиду ацтеков (или майя — неважно), что позволяет выстраивать мизансцены не только по широкой горизонтали, но и по вертикали и диагонали, а еще — и это главное — создать иллюзию доминирования того или иного персонажа. Появление на вершине Шер-Хана, Багиры, Каа становится аналогом их крупных планов. Аллюзии с кино здесь неслучайны: и напряженный ритм спектакля, и многочисленность массовых сцен, и экспрессивная музыка, и костюмы персонажей, очевидно, вдохновлены киноэстетикой. Так, Багира носит черный латексный костюм Женщины-кошки, длинные белые пальцы Каа (здесь это обольстительная чародейка) заставляют вспомнить чудовище из «Лабиринта фавна», а черно-рыжая пластиковая маска Шер-Хана — «Черную пантеру». Их выходы эффектны, и в первые секунды они буквально заставляют зрителей затаить дыхание. Однако дальше начинаются проблемы: партитуры персонажей режиссерски не разработаны, и актерам попросту нечего играть, а потому в ход идут штампы. В отличие от кино, где монтаж легко справляется с проблемой отсутствия сложносочиненного рисунка роли, сцена оставляет актера беззащитным, и в «Маугли» в ход идут довольно однообразные, заранее угадываемые характеристики. Колдунья Каа (Мария Степанова) произносит текст с тем зловещим придыханием, которым маркированы появления всех ведьм на всех новогодних утренниках, Шер-Хан (по-голливудски харизматичный Дмитрий Беляков) угрожающе, но монотонно рычит-выкрикивает свои фразы, Багира (Мария Беднарчик) традиционно сочетает женскую манкость и решительность, ну а уделом Маугли (Юрий Прошин) остается несколько ходульный героизм. Реплики, не поддержанные ни психологически, ни пластически, служат лишь остановкой для действия, ритм которого по законам выбранного режиссером жанра экшна не должен буксовать. В такие моменты избавиться от соблазна сравнить кино и театр (не в пользу последнего) не помогают, скорее наоборот, ни в изобилии выпускаемый дым, ни таинственно-патетически-напряженная музыка, ни приторно-зеленый свет. В жанре «легенды» (как заявлено на афише), читай героического боевика, у театра мало шансов.

«Маугли». Фото — архив театра.

Впрочем, в спектакле есть место не только пафосу борьбы. Эмоционально напряженные сцены чередуются с обаятельными выходами комической пары: увешанной пестрыми тряпочками самки павлина по имени Мор (остроумная работа Татьяны Сердотецкой) и монохромного дикобраза Саги (Александр Зимин). То ли двое коверных в цирковых шоу, то ли традиционные комические спутники главных героев в диснеевских мультфильмах, Мор и Саги при каждом появлении разрабатывают пантомиму взаимного притяжения и отталкивания. «Не идет Федора за Егора, а Федора идет, да Егор-то не берет»: кульминацией становится попытка красотки Мор спеть песню (разумеется, ужасно, это же павлин), что вызывает у влюбленного законную оторопь. Кстати, цирк — от «Цирка дю Солей» до шоу братьев Запашных — еще один очевидный референс для спектакля, где Маугли и Шер-Хан дерутся почти с акробатической виртуозностью (хореография — Александр Любашин), а костюмы несут отпечаток излюбленной Запашными эстетики стимпанка (художник по костюмам — Ирина Титоренко). И тем не менее перенесенные на театральную почву отдельные кино- и цирковые образы и приемы, увы, не дают сложиться целостному и объемному сценическому сюжету.

«Сказку об Одиссее» в крошечном пространстве камерной сцены создал петербургский режиссер Андрей Гогун: многие наверняка помнят его «Потерю равновесия» вначале в «ON.Театре», а потом на фестивале «Точка доступа». В театре одновременно появились премьеры-антиподы (что с точки зрения репертуара, наверное, правильно). Если место действия «Маугли» — абстрактная экзотическая вселенная, то локация версии греческого эпоса вполне конкретна: это кухня. «Кулинарный сторителлинг» лихо знакомит малышей с ключевыми вехами эпического сюжета, удивляя изобретательностью на каждом его повороте. Развевающаяся ткань на швабре становится Эолом, старый пылесос — Харибдой, баба на чайник — Цирцеей. Если режиссера «Маугли» интересует вселенная Marvel, то режиссера «Сказки об Одиссее» — скорее, вселенная Эльдара Рязанова с видавшей виды плитой, коллективным здравым смыслом и народными рецептами.

«Сказка об Одиссее». Фото — архив театра.

Вокруг поистине волшебного стола — здесь все время что-то открывается и двигается как будто бы само собой — энергично хлопочут три тетушки. Очаровательные сказительницы Мама Таня (Татьяна Боченкова), Тетя Наташа (Наталия Латухина) и Доча Кристина (Кристина Ходарцевич) — ни дать ни взять подружки Нади из «Иронии судьбы». А может, это соседки по коммуналке? У каждой есть своя, индивидуальная природа юмора: кажется, что этюды с предметами сочинялись режиссером вместе с артистами, настолько они им органичны. А с другой стороны, это слаженный ансамбль, и действие движется с ритмом подготовки званого ужина. Иногда — буквально. Так, ахейцы-печеньки будут извлечены из духовки и спрячутся в деревянном бочонке — аналоге знаменитого коня. А визуализацией кровавой сечи под стенами Трои становится приготовление греческого салата. Андрей Гогун вполне постмодернистски жонглирует архаикой и современностью (правда, она тоже немного ретро: образца нулевых), продуктами и пластиковыми игрушками, сленгом и оригинальным гомеровским текстом, и, возможно, в этом — спасение от однообразия приема. Роль сирен исполняют куклы Барби, а космонавт Гермес спускается с потолка с брендированной оранжевой коробкой одноименного модного дома. Зевс и вовсе включается в действие через экран на стене.

«Сказка об Одиссее». Фото — архив театра.

В действие исподволь вплетаются и местные культурные коды: плывущий в берестяном туеске Одиссей — это традиционная деревенская тряпочная куколка без лица, и его возвращению в финале аккомпанируют фольклорные северные напевы. Зрителей включают в действие наивно, но довольно деликатно: то кораблики передать по рядам, то разноцветными лоскутами помахать. В итоге интенция режиссера сделать так, чтобы история Одиссея оказалась детьми присвоена, скорее всего, срабатывает, но и взрослые зрители отлично проводят время, потому что это поддержанный обаятельной актерской игрой театр предмета, каким мы его любим.