«Взболтать, но не смешивать»

«Взболтать, но не смешивать»

«Сирано де Бержерак» был создан Судзуки в 1999 году и уже приезжал в Москву в 2003‑м. В России спектакли, которым стукнуло двадцать лет, как правило, выглядят довольно болезненно. Здесь ситуация иная. Судя по рецензиям на гастроли шестнадцатилетней давности, каст полностью поменялся, включая единственную российскую актрису, исполнявшую роль Роксаны. Когда-то ею была Ирина Линдт — актриса Театра на Таганке. Теперь же в роли французской возлюбленной Сирано де Бержерака выступает Нана Татишвили.

Если говорить об осмыслении спектакля, то, вероятно, главным условием было бы сравнение двух этих работ, актерских составов, изменений художественной ткани, если таковые происходили. Но в итоге мы видим только одну сторону медали.

Сцена из спектакля. Фото — архив фестиваля.

Судзуки «распрямил» сюжет пьесы Ростана, оставив только пять эпизодов, и адаптировал его к японским реалиям конца эпохи правления самураев, что совпадает со временем написания пьесы Ростана. Так, в спектакль Судзуки вошла сцена разговора с Роксаной, сцена в казарме с Кристианом (Ясухиро Фудзимото), сцена под окном Роксаны, а также сцены в лагере самураев-гасконцев и в монастыре. Но упрощения не произошло. Режиссер расщепил главного героя на Кёдзо и Сирано (Йоити Такэмори). Именно самурай Кёдзо пишет пьесу «Сирано де Бержерак», попутно представляя себя ее главным героем и входя в ее пространство.

С самого начала разворачивается процесс взаимного проникновения молекул восточной культуры в западную — на аудиальном уровне. Только появившись на сцене, герои — мать Кёдзо (Маки Сайто) и сам Кёдзо — сразу оказываются в соседстве со звуками японской флейты, которая плавно переходит в мелодию виолончели АсакоУрисихары. Однако звуки не накладываются друг на друга, не смешиваются. Между ними есть вздох, пауза перехода, что очень важно, ведь в спектакле сращивания двух культур так и не происходит. Кроме того, актриса Нана Татишвили говорит на русском языке, что непривычно и довольно комично соединяется с резкой, рычащей японской речью остальных актеров.

О японских реалиях мы узнаем из вступительных диалогов Кёдзо с матерью, а также из разговора Помещика (Масахару Като) с его женой (Тиэко Найто). Они появляются лишь раз, прогуливаясь по сцене, и ведут беседу о Кёдзо и «француженке», как бы «из будущего», когда все уже случилось: по их словам, Кёдзо уехал в Токио и по расчету женился на европейке, которой в результате родители не дали денег из-за того, что вышла замуж за японского урода. Однако сразу после того, как они скрываются за сценой, происходит обратный прыжок в пространство пьесы — возвращается Сирано. Этот вход и выход из персонажа — один из главных приемов спектакля. Все сцены пьесы, которые оставил Судзуки, происходят в воображении Кедзо, и, вероятно, можно рассматривать спектакль как монодраму.

Сцена из спектакля. Фото — архив фестиваля.

В структуре спектакля драматические сцены монтируются с номерами-интермедиями. Номера сопровождаются мелодиями из «Травиаты» Джузеппе Верди, однако содержательно с ней монтируются не впрямую: вот японские Гейши-Служанки (Аки Сато-Джонсон, Харука Кияма, Риса Кито, Саки Кунимото, Мариэ Син, Карэн Йосино), семеня на корточках, выносят самураям — гасконским гвардейцам (Такато Хирагаки, Дайки Такэути, Юки Иидзука, Кэнтаро Кода, Йосицугу Мория, Масахару Като) чайные принадлежности; или буквально вальсируют со столиками для японского пира. Звучит, к примеру, «Застольная песня», сюжет которой в «Травиате» связан с зарождающейся любовью Альфреда Жермона и Виолетты Валери, но в спектакле Судзуки эти музыкальные темы не проецируются на главных героев «в лоб», хотя содержательно связь, конечно, устанавливается. В номерах, помимо прикладной функции — вынести столики / унести чашечки, — много движения: девушки танцуют с зонтиками, самураи танцуют с мечами. Хотя слово «танец» здесь уместен больше в значении «танец энергии». Самым говорящим средством спектакля становится не столько речь, сколько язык тела. В технологии Тадаси Судзуки актеры существуют будто в вакуумном пространстве без воздуха. Не видно даже, как они дышат, потому что их тела, в особенности нижняя часть, крепко связаны с землей. Их движения четкие, точные, но очень плавные и легкие. Например, показательна финальная сцена Сирано: его тело вращается медленно, а меч становится продолжением этого замедленного вихря. «Мой тренинг актеров, — говорит Судзуки, — придает особое значение тренингу нижней части тела, особенно ног. Ибо я верю, что ощущение соприкосновения тела и земли является воротами в активизацию функций тела, а также исходной точкой театра». За минимализмом жеста тут скрывается огромный поток внутренней энергии.

Сцена из спектакля. Фото — архив фестиваля.

Смысловые пласты — Восток и Запад — соединяются в спектакле довольно буквально. У нас есть модель восточного человека в виде самурая и одна европейская девушка, есть визуальный и вербальный код Востока в виде стремительной и рычащей японской речи, а также модель сценографического решения — чайного домика и цветущей сакуры, которые вступают в «диалог» с «Травиатой» Джузеппе Верди — одной из самых знаменитых европейских опер. В голове невольно возникает образ двух морей, которые не могут смешаться из-за разной плотности, как Северное и Балтийское. До конца не ясно, хочет ли Судзуки сплавить две культуры в одном спектакле или же размышляет о невозможности их соединения, несмотря на все созданные условия. Однако в кульминационный момент сцены, где Сирано танцует с мечом, произнося свой финальный текст, происходит обратное переключение героя в самурая Кёдзо. Он присаживается к своему столику и кистью выводит слово «гордость», ведь Япония хоть и «маленькая, но гордая птичка». Этой гордостью невозможно пожертвовать даже во имя любви.