​Я за вас беспокоюсь

​Я за вас беспокоюсь

На улицах и площадях, в парках и ресторанах Тюмени — сплошь люди в пилотках и с ленточками. Из автомобилей торчат флаги, на стеклах красуются наклейки «На Берлин» и «Можем повторить», вой машины ДПС предваряет внезапный и угрожающий проезд по главному проспекту новенькой военной техники. День Победы в таком странном маскарадном изводе оглушает и ослепляет: от бравады, которая уродливым цветком расцвела на скорбной памяти, хочется спрятаться.

9 мая молодежный центр «Космос» открыл для зрителей перформативную инсталляцию «Дым» Влада Тутака, известного зрителям как студента (совсем скоро — выпуск!) режиссерской мастерской Руслана Кудашова и автора спектакля «Лев и птичка» в БТК — участника фестиваля «Маска плюс». Тутак — режиссер с выраженным пространственным мышлением: такова особенность его дарования. В эскизе «Когда мне хочется молчать» он превратил взрослого артиста, своего однокурсника Джуй Хюна,в маленького мальчика, окружив его огромными картонными фантазмами, включая родительский указующий палец. В шекспировском эпизоде коллективной курсовой работы, осмыслявшей вехи истории театра в пространстве библиотеки «ОХТА LAB», Офелия (Ксения Павлова) была помещена в подобие огромного аквариума из плексигласа. Спектакль «Лев и птичка» по форме сценической конструкции — старый добрый петрушечный театр, в верхней части окруженный смешно двигающимися клеймами. А в эскизе «Родькин чердак» на фестивале «БТК. Generation» действие с куклами и объектами развивалось над головами зрителей, отправленных сидеть в закуток под сценой. И вот инсталляция по мотивам комикса «Сурвило» Ольги Лаврентьевой (идея подарить этой книге театральную жизнь в «Космосе» было давней мечтой директора Александрины Шаклеевой).

Фото предоставлено ТЦ «Космос».

«Сурвило» — монохромный графический роман, где в истории Валентины Сурвило, бабушки художницы, переплелись радостное детство (оно окончилось в двенадцать лет, когда отец был арестован НКВД) и голодная юность (парадоксальным образом первые дни войны впервые за долгое время принесли девушке уверенность в том, что она будет сыта, ведь у нее появится гарантированный паек), ссылка из уютной ленинградской квартиры в холодную хибару в Башкирии и блокада Ленинграда (повзрослевшая Валя работала санитаркой в тюремной больнице, а еще во время дежурства при бомбежке ей удалось обнаружить диверсанта), лютая несправедливость («дочь врага народа» –– это волчий билет) и чудеса благородства (во время учебы в училище Вале помогала преподавательница), смерть близких («я живу за всех», не устает повторять сегодняшняя бабушка Валентина) и счастливое замужество (вернувшись с войны героем, давний друг Петя неожиданно сделал Вале предложение).

Художница Женя Исаева оттолкнулась от визуальных образов комикса, аккуратно инкрустировав их в придуманную ею вещественную среду. Так, состаренные картинки из комикса вклеены в подлинный семейный фотоальбом, найденный командой на барахолке: анонимная семейная фотохроника по странному совпадению обрывается в 1937 году — тогда же, когда был арестован Викентий Сурвило. Принцип монтажа, контрастного столкновения — не только подлинных предметов и образов из комикса — определяет структуру инсталляции, ее драматургию (драматург — Сергей Толстиков). Авторы отказываются от линейности, предпочитая логику наплывов времени, отсюда название: прошлое всегда подернуто дымкой забвения. Война в этих воспоминаниях представлена емко, сжато: пространственно — лишь в одном закутке, смыслово — от личного (картонный домик-больница, в котором работает Валя) — ко всеобщему (на полу — саночки с туго спеленатым маленьким тельцем, не узнавшим жизнь). Именно скупость, а не избыточность, бьет наотмашь: военный угол трудно забыть. В выбранной стратегии появляется место для самостоятельных ассоциаций режиссера и художницы, не связанных напрямую с сюжетом Ольги Лаврентьевой, но исходящих из текстур и цветов предметов, из выбранного принципа овеществления неназываемого, подключения к чужой памяти через узнаваемое сегодня. Так, бумажные фигурки Вали и Ляли будто кружатся в венке из сухих цветов, спрятанном в микроволновой печи. Рядом с белой микроволновкой — черное старинное пианино, озвученное (как и остальные эпизоды) портативной колонкой. По сюжету это музыка Чайковского. Напротив, метафорами войны оказываются морозильная камера с вмерзшими в лед фигурками солдатиков, гигантская плазма с полетом хищных птиц, белые ленты с лаконичными надписями «сестра, я не чувствую ног», «сестра, он уже холодный», звук артобстрела. «Дым» нужно открывать, слушать, читать, пробовать на ощупь (например, землю), и, конечно, надо вглядываться в окошки крошечных картонных домиков.

Фото предоставлено ТЦ «Космос».

В них спрятаны полоски — «стрипы» — комикса, и наиболее красноречиво домики работают в двух эпизодах. В первую очередь в том, что рассказывает о детстве: в верхнем этаже можно увидеть рукодельницу-маму и бегущих к отцу сестер. А в нижнем — по закону иерархии уровней в вертепном театре — в зловещем красном свете разглядеть уже новых жильцов ленинградской квартиры, тех самых, кому она «приглянулась». Зато за окошком домика-хрущевки, окруженного миленькими моделями советского автопрома, крупным планом — улыбающееся лицо Пети и бабл «Выходи за меня замуж». До свидания, Бэтмен, у нас есть кое-кто покруче. У Пети и Вали есть еще и по сольному выходу: большие, в человеческий рост, картонные фигуры, масштабированные из комикса напрямую, они предстают во всей красе и оба в окружении язвительных комментариев родственников, обесценивающих невесту — «дочь врага народа». От этого шлейфа невозможно скрыться. И вот, казалось бы, финальный счастливый аккорд: по соседству с хрущевкой — залитый розовым светом стол с долгожданными справками о том, что Викентий Сурвило реабилитирован, а невозмутимый голос чеканит эту же информацию из трубки красного дискового телефона. Однако даже в пространстве фойе от этого стола до дома Вали и Ляли — далеко, целая занятая столами диагональ. Реабилитация — это радость со слезами на глазах. Как вернуть детство, как отмыть от черной сажи игрушки (узнаваемые, но наглухо закрашенные черным котенок и галчонок), что вместе с углем окружают хижину, из которой девочки ходили за хворостом?

Фото предоставлено ТЦ «Космос».

Семнадцать эпизодов-объектов, выставленных по периметру фойе «Космоса», закольцованы. От земляной ямы, созданной на планшете табуретки (аккурат на уровне глаз зрителя), до ямы у наших ног, окруженной старой обувью (то есть обувью без хозяев), обе — с зеркалами на дне. «Я за вас беспокоюсь» — выведено на стеклянной двери, и это не трансляция частного посттравматического синдрома бабушки Вали. В качестве национальной травмы ни блокада Ленинграда, ни репрессии в полной мере по-прежнему не осознаны, и пока этого не случится, нам всем есть о чем беспокоиться, ведь можем повторить.