​ Хочу в театр

​ Хочу в театр

В Москве с 1 августа театрам разрешили работать для зрителей. Но тех, кто открыл сезон, не так уж много. Мы решили сделать опрос театральных критиков, отталкиваясь не от реальной ситуации, а вообразив идеальную, когда можно полететь куда угодно, в любой город, где есть театр, и попасть на любой спектакль.

Татьяна Джурова. Санкт-Петербург

Первым делом я поехала бы в Гоголь-центр на «Петровых в гриппе». Во-первых, потому что это незакрытый гештальт. В марте я уже собралась, потому что срочно надо было собрать материал для лекции о современной прозе на современной сцене, но... Во-вторых, потому что мне нравятся спектакли Антона Федорова («Таганок», «Ревизор»). Он один из немногих, кто работает с «тонкими материями» и «невидимым миром». В-третьих, это отличная проза, где в психоделию погружен маленький скромный человек, автомеханик, живущий свою незаметную жизнь в уродливых серых панельках Свердловска-Екатеринбурга, но чующий, что за всем этим стоит нечто большее. Он чует, но не знает. И грипп, конечно, такое состояние, которое делает для него материальный мир прозрачным. А уже полное представление о тайных и таинственных связях, об осмысленности этого хаосмоса постепенно складывается у тех, кто читает.

Я посмотрела на днях тизер нового фильма Кирилла Серебренникова, а там все орут, кто-то стреляет, будто в «Ночных дозорах». Дай б-г, это ложное впечатление. Но мне почему-то кажется, именно театр, а не кино, способен дать свой инвариант прозы Алексея Сальникова.

Александра Дунаева. Санкт-Петербург

Театр, саму театральную материю, я ощущаю больше как процессы, тесно вплетенные в мои повседневные жизненные практики, чем как события-спектакли. Поэтому не могу сказать, что я скучала по каким-то спектаклям, по походам в театр. Спектакли — только эпизоды в сложном и многогранном процессе творчества, и самые интересные вещи происходят, возможно, между спектаклями или вокруг них.

Я тоскую по тем сложно артикулируемым, сугубо театральным впечатлениям, которых стало меньше в карантин, поскольку размылась среда. А среда — это люди, объединенные общим делом, мировоззренческими позициями, теплыми совместными ритуалами. Для меня в последние годы такой средой стали петербургские театральные команды, в которых работают артисты с разными возможностями здоровья: проект «Разговоры» фонда «Альма Матер» и санкт-петербургская театральная школа «Инклюзион». Не могу сказать, что в период карантина инклюзивный театр совсем ушел из информационного поля и из моей жизни. Работа продолжалась: репетиции шли, игрались премьеры, проходили лаборатории, конференции, дискуссии. И все же очной встречи ничто не заменит. Пандемия заострила ощущение преходящести (мимолетности, скоротечности) времени, которое и без того, мне кажется, сопровождает по жизни тех, кто любит театр. Теперь я понимаю, как важно ценить каждую встречу, каждую репетицию, каждое чаепитие, каждый разговор.

Когда коллективы, о которых я пишу, снова начнут свою работу офлайн, я первым делом приду на репетиции и всех-всех обниму. А если все же нужно выбрать спектакль, то пусть это будет «Лавр» Театра на Литейном в режиссуре Бориса Павловича. Помимо художественной значимости, для меня очень важна его социальная составляющая. Ведь на равных с профессиональными артистами на сцене работают артисты с аутизмом, и это прецедентный случай. Мне кажется, он еще не до конца осмыслен в театральной среде, не описан. Это необходимо сделать. С этим спектаклем связаны и мои личные переживания. Одного из артистов, участника проекта «Разговоры» Владислава Майорова, мы чуть не потеряли этой весной из-за онкологического заболевания. Я очень хочу посмотреть, как играет Влад, хочу вместе с ним праздновать его личную победу над смертью, благодарить аплодисментами творческую группу спектакля, артистов, всех, кто помог в лечении. Хочу праздновать чудо жизни, театра, равенства и родства.

Олег Зинцов. Москва

По театру как зданию совсем не скучаю и совсем туда не хочу. Хочу пойти на прогулку с Севой Лисовским — это интересно, всегда как-нибудь неожиданно и не в помещении. Даже то, что уже видел, — «Неявные воздействия», например, — каждый раз иначе, потому что новые локации, живая среда, фактор случайности, вообще жизнь, а не эта вот имитация не пойми чего на сцене.

Владислава Куприна. Москва

Я не думаю, что вопреки профессиональному долгу смогу пойти на то, на что хочу, а не на то, на что надо. Если представить, что могу, то я бы хотела, чтобы это было, как возвращение на родину. Когда первым делом ты хочешь зайти к себе домой, где тебя очень долго не было. Помещение покажется чужим и странным, и ты будешь заново его обживать, будешь заново прикасаться к выученным наизусть вещам, будешь брать их в руки и только потом пойдешь на Воробьевы горы. Я бы хотела вернуться в свой театр, к себе домой и посмотреть «Даму с собачкой» Камы Гинкаса, спектакль, с которым я живу вот уже пятнадцать лет и который видела неисчислимое количество раз. Для меня он очень важен — я пошла работать в МТЮЗ после того, как его увидела. В нем очень редкое сочетание невероятно искреннего чувства и выделанности, ремесленной алгебры.

В этом нет, в общем, ни малейшего смысла, так как я знаю этот спектакль буквально по секундам. Но, как дети просят читать им одну и ту же сказку и заранее радуются и боятся, так же и я, когда смотрю «Даму с собачкой», чувствую укол боли чуть раньше, чем все, потому что вижу, как артисты к нему готовятся. И смеюсь чуть раньше, чем все, потому что вижу, как артисты уже сворачивают к шутке. Это абсолютное знание и чувство родства — и есть тот дом и запах, без которых я не могу себе представить никакое возвращение, особенно после такого долгого отсутствия.

Оксана Кушляева. Санкт-Петербург

«За белым кроликом» режиссера Полины Стружковой и продюсеров Татьяны Лукьяновой и Алексея Малобродского я увидела в ЦИМе буквально за миг до полного театрального локдауна и всеобщей изоляции. И мне тогда показалось, что спектакль поговорил со мной как добрый, но честный взрослый с испуганным ребенком. Поговорил о том, что мир ужасен и несправедлив, о том, что зло случается и часто остается безнаказанным, о том, что люди очень хрупкие существа, как физически, так и ментально, и на каждом шагу нас подстерегают неожиданные опасности, но все же… все же это не повод навсегда самоизолироваться от жизни.

Министерство культуры РФ, как известно, считает, что людям после карантина нужны одни легкие и веселые зрелища, а мне кажется, нет ничего важнее сейчас хорошего и честного разговора о жизни после шока и ужаса, после этого нового опыта, который мы все получили.

Егор Сидорук. Москва

Я пойду на «Умника» в Московском театре кукол. Это инсценировка повести французской писательницы Мари-Од Мюрай. Умник, молодой человек с ментальной инвалидностью, и месье Крокроль, его игрушечный спутник, всегда находятся в поиске приключений и готовы придумать неожиданное применение обычным вещам. Если что-то пойдет не так, младший брат Умника Клебер выручит непоседливых товарищей. В книге схвачено столько особенностей восприятия ребенка, что от узнавания и эмпатии часто перехватывает дыхание. Мир, создаваемый Умником каждую минуту, может полностью раскрыть свою красоту только на сцене. Жду от спектакля очень смелой игры с предметами и запоминающейся визуальной составляющей. Я уже видел, как та же творческая команда (режиссер-постановщик Наталья Пахомова и художник-постановщик Наталья Мишина) воплотила на сцене пространство северной небывальщины Степана Писахова в спектакле «Морожены сказки», поэтому верю, что и здесь получилось нечто столь же атмосферное. И, конечно же, надеюсь на чуткое исполнение роли Умника и переживание такой же волны эмпатии к главному герою, какую дарит книга.

Владимир Спешков. Челябинск

Ленинский район Челябинска — промышленная зона и городская окраина. Никогда здесь не было театров, но был Дворец культуры завода металлоконструкций — образец монументальной сталинской архитектуры. В новейшее время пришло полное запустение: в актовом зале поселились птицы. Завод передал ДК городу, а город в прошлом году — Челябинскому театру современного танца Ольги Пона (четверть века до этого всемирно известный коллектив contemporary dance жил без дома).

Бродилка «Металлочка» — путешествие в пространстве и времени, когда театр вспоминает не столько хореографию разных лет, сколько историю этих стен. Танцовщики поработали в технике вербатим, записали массу воспоминаний (от вахтеров ДК до крановщицы, бывшей примадонны самодеятельной оперной студии) и вплели их в общее действо, где изощренная акробатика contemporary органично сосуществует с драмой, вокалом и иммерсивными играми со зрителями. Главный автор — Ольга Пона, но каждый из шестнадцати танцовщиков — полноценный соавтор.

Финал в репетиционном зале хора ветеранов «Металлочка» — единственном коллективе, не покинувшем ДК даже в период полной разрухи. Двенадцать хористок в малахитовых платьях и один задорный солист (на всех им никак не меньше тысячи лет). «Мы еще не спели все, о чем хотели, мы с тобой еще не начинали жить…» Не все зрители сдерживают слезы. Сходятся «чистая кинетика тел» (термин Натальи Курюмовой) и «почва и судьба», благодарная память театра и урок долгой и — вопреки всему! — счастливой жизни.

Татьяна Тихоновец. Пермь

Меня попросили написать о том, на какой спектакль я хотела бы пойти после пандемии. Неделю я честно перебирала: куда бы… на что бы…И ничего не придумала. В самом начале пандемии я сдала билеты в Москву, куда собиралась на спектакли «Золотой маски», и помню, что мечт было много. Но что-то случилось за эти месяцы, когда жизнь полностью заменила собой театр. И я поняла, что не хочу ни на остросоциальные и документальные спектакли (а уж как я любила еще раз получить правдой по башке), ни на, боже упаси, иммерсивные (а меня хлебом не корми, дай в чем-нибудь поучаствовать). Не хочется ни на концептуальные изыски, ни на старый добрый психологический театр, потому что многие вечные вопросы уже не кажутся теперь такими уж вечными.

И уж я было собралась отказываться, раз никуда не хочу. Но зацепилась за фразу редактора о том, что можно писать про какой-то идеальный спектакль и не важно, стоит ли он в планах театра в ближайшее время. И тут совершенно ясно мне представился тот спектакль, на который я хочу попасть. Немедленно. Прямо сейчас. Этого спектакля уже нет на свете. Нет уже ни его создателя, ни его главного артиста. Но вот привиделся он мне. И я остро затосковала по театру для всех людей. Подчеркиваю: для всех. Потому что на этом спектакле каждый находил что-то для себя. Он был изысканным по форме и, кажется, очень простым по содержанию. Но при этом в нем возникало множество смыслов и какая-то невероятная, до спазма в горле, красота, воспевающая любовь, жизнь, поэзию. После него жить становилось легче, лучше. Да просто счастливее.

Его создатели любовались человеком. Довольно-таки хитрым и настолько же бестолковым. Жадноватым и бескорыстным, безумно веселым и радостно живущим на белом свете. Вы, конечно, уже поняли, о ком идет речь. Это спектакль Джорджо Стрелера «Арлекин, слуга двух господ», созданный в 1947 году на сцене театра «Пикколо» и претерпевший одиннадцать постановок. Он побывал более чем в сорока странах. Впервые его привезли в Москву в 2001 году, и знаменитый исполнитель роли Арлекина Ферруччо Солери был награжден тогда «Золотой маской». Я увидела его в 2008 году, когда он гастролировал в Москве во второй раз. Солери было уже близко к восьмидесяти. Он пробыл в маске Арлекина более шестидесяти лет. И знатоки, смотревшие спектакль не впервые, говорили, что Солери уже не так ловок, как семь лет назад. Наверное. Мне трудно судить. Но, глядя на его прыжки, полеты, невероятные кульбиты, трудно было поверить в большую полетность и проворность. В каждом движении знаменитого Арлекина были поэзия и фантастический артистизм. Чувствовалось, как изящно и заботливо оберегают его партнеры. И в этом была какая-то особая прелесть уходящей натуры, уходящего театра, уходящей эпохи.

Я ушла после спектакля с комком в горле и с ощущением, что человек велик и прекрасен. Иногда я вспоминаю, как в финале постепенно гасли светильники на сцене и голоса звали исчезнувшего Арлекина. Наверное, он исчез навсегда.

Евгения Тропп. Санкт-Петербург

Я поняла, что мне нужно после открытия театров сразу бежать в «Мастерскую» и именно на «Утиную охоту» Григория Козлова, хотя от этой пьесы я в принципе впадаю в депрессию. Во время карантина мы со студентами обсуждали курсовую по этому спектаклю, и я пересмотрела видеозапись. Впечатления были иные, чем от просмотра на премьере, и в этом, наверное, все дело: сейчас мне хочется смотреть такой спектакль, в котором заложена возможность меняться изнутри, приобретать объем вместе с тем опытом, который «наживает» артист. Это болезненная, травмирующая история — духовный тупик героя, трясина жизненной пошлости, безнадега при всем остроумии сценической формы. Артист Евгений Шумейко бесстрашно это в неприятное путешествие отправляется, не пропуская ни одного поворота пути. И мне как зрителю сейчас нужно такое от театра — живое, непредсказуемо изменчивое, человечески насыщенное.

Ольга Федянина. Москва

Если честно, мне более или менее все равно, на какой спектакль идти после отмены ограничений. Великих спектаклей мы насмотрелись за эти месяцы в Интернете, от величия аж голова кружится. К тому же актерам, режиссерам, службам все равно нужно время, чтобы вернуться в рабочее состояние в офлайне. Так что дело не в спектакле, мне кажется. Ужасно хочется просто оказаться в театре. И я даже не уверена, что в зрительном зале: пустые кресла, лица в масках — все это скорее пугает, чем соблазняет. Я бы скорее хотела оказаться где-нибудь на репетиции. Вот в Театре наций Тимофей Кулябин возобновляет репетиции «Разбитого кувшина» Клейста, прерванные из-за пандемии. Я попробую как-нибудь к ним напроситься, если пустят. Просто рядом посижу.

Антон Хитров. Казань

«Человек из Подольска» в Театре doc — прощальная работа Михаила Угарова. Первая и самая удачная постановка дебютной пьесы писателя Дмитрия Данилова, который вскоре превратился в суперуспешного драматурга. Одно из самых важных событий в отечественном театре 2010-х. Я не буду связывать «Человека из Подольска» с окончанием карантина, я советую его по двум причинам: от большой любви — и потому что он есть в августовской афише.

С точки зрения формы это очень консервативный спектакль по очень консервативной пьесе. Автор соблюдает три классических единства, актеры правдоподобно притворяются другими людьми, режиссеры даже не думают самовыражаться, а только стараются, чтобы пьеса зазвучала. Главное в «Человеке из Подольска» — он доказывает, что традиционный нарративный театр может быть абсолютно современным.

При всей своей архаичности это спектакль-тест, который работает по тому же принципу, что и интерактивные проекты группы «Signa», например. То, что происходит лично с вами, пока вы сидите в зале, важнее происходящего с героями. Если все идет как надо, зритель рано или поздно понимает, что его симпатии в этой истории — не на той стороне, и задумывается о мрачной природе своей социальной страты.