Имя ему – Красный

Имя ему – Красный

Удивительной прозрачности и ясности спектакль «Красный фонарь» идет в Театральном музее.Про возможность выбора и его последствия. Или даже так: зависит ли от твоего выбора что-то в этой реальности. История господина Владимира Теляковского, последнего директора Императорских театров – это история каждого, кто был увлечен делом, строил свой театр, вписывался в самую гущу театральных интриг и подковерных битв, пока не сделал последний выбор, который, по сути, не был выбором, а единственным возможным решением, и пошел работать сапожником. Актеры Иван Капорин и Максим Сапранов играют вокруг музейно-библиотечных ящиков хранения. Художник Александра Мошура поставил железные ящики в центр, они гремят и сопротивляются: то не вытаскиваются, то вываливаются полностью. Все как всегда. Но их содержимое удивит – не скучные музейные артефакты из жизни Теляковского, а блестки и конфетти, осыпающиеся дождем, когда Теляковский примет должность директора или олимпийка с узнаваемым линиями от «Adidas» и эмблемой Олимпиады-1980 для Шаляпина или диско-шар для поездки Шаляпина в Аргентину и Америку. Резко меняя жанр от исторически достоверной биографии (в основе все-таки документ – дневники директора) к комедии (все вольны смотреть на события жизни как на «смех на палке»), смешивая атрибуты нынешнего с историей прошлого, режиссер Дмитрий Крестьянкин вписывает каждый образ в наш день, и поэтому Шаляпин рифмуется с Хаски так же просто, как «Дубинушка» с «о, новый дивный мир».

Сцена из спектакля. Фото – А. Данилова.

Драматург Алексей Синяев перевел дневниковые записи (говорят, их шесть томов) в диалоги, добавил письма, которые зачитывают актеры, в каждом либо выбор, либо донос. Выбор предлагают нам, зрителям, и если ответ зрителей «отказать», например, на вопрос, принять ли Теляковскому должность, то с нами прощаются. Либо письма – доносы, которые зачитывают узнаваемыми голосами шоуменов, режиссеров и других деятелей культуры. Между этими полюсами – «выбор» или «донос» – наше представление о делах и днях господина директора, между этими полюсами существует зритель. «Сложно управлять дирекцией Императорских театров, когда империя трещит по швам» – зачитывают актеры за Теляковского. Ход простой, но рабочий – натянуть на Шаляпина современную олимпийку, потому что он был из крестьян, легко понять, легко узнать. Иван Капорин, взобравшись на ящик хранения, в олимпийке, весь в красном, читает рэп. Нет противоречия, все возможно. К этому высказыванию легко присоединить и свой голос, вписаться в этот ритм, слово. Поэтому не случайно и к «Дубинушке» зритель подключается как к своей песне. Текст нам раздают, и постепенно одинокие голоса актеров обрастают «ухнем» и «сама пойдет». Хоровое пение звучит вовсе не победительно, революционного запала нет, пора не «настанет», никто не «проснется», не «разогнет» и не «отыщет». «Дубинушка» звучит скорее реквиемом по нам самим, никто не спит, но и энергии делания нет.

Если вернутся к началу, то еще при входе в зал, вернее, в бывший кабинет Теляковского, комнату, где теперь один из залов Театрального музея, попадаешь в пространство красного (художник по свету – Александр Гришин). Красны костюмы у актеров, красен свет, заливающий импровизированную сцену в центре. Красный фонарь вывешивали у Александринского театра, когда была замена спектакля. Теперь в пространство тотальной замены «спектакля» входим мы.Максим Сапранов «отвечает» за Теляковского, Иван Капорин – за всех остальных персонажей от Кшесинской до Мейерхольда, чуть пристраиваясь к персонажу (манерность и веер у Кшесинской, буденовка у Мейерхольда). Буденовка на Мейерхольде – всего лишь знак узнавания. Возникший вокруг буденовки спор, что Мейерхольд носил ее много позже описываемых событий, показателен, мы по-прежнему пытаемся привязывать событие к таймлайну, что раньше, что позже, мыслим хронологией, а режиссер предлагает только знак.Узнавание нынешнего в прошлом, своеобразное предсказание и попытка сказать «сделал выбор – принимай последствия». Готов ли был Теляковский работать билетером, а потом сапожником на вокзале – нет, не был готов, но, похоже, смог. Готовы ли мы – покажет время.

Сцена из спектакля. Фото – А. Данилова.

P. S. Название этого текста отсылает к роману Орхана Памука «Имя мне – Красный» о времени, когда персидскую миниатюру, ее стиль и законы, должна подвинуть западная живопись. Должна появиться перспектива в изображении. На традицию никто не посягает, но останавливаться только на том, что есть, значит, обрекать искусство на стагнацию.Вставая на позиции охраны традиционных способов изображения, персонажи романа не только пытались остановить прогресс, но создавали репутацию заскорузлого, замершего искусства, к тому же, связанного с убийством тех, кто хотел перемен. Теляковский обновлял театральное искусство, сражаясь с интригами и доносами, создавал перспективу, а не консервировался в традиционном. Поэтому нет вопроса, зачем о Теляковском говорить сейчас: сейчас самое время и погода в Петербурге, как говорят зазывалы на экскурсии возле Катькиного садика, что возле Александринки, сразу за Театральным музеем.