​Своя тема

​Своя тема

Программу «Площадки Vol.4» в Петербурге придумывала команда молодых продюсеров/театроведов Давида Жарницкого и Алисы Балабекян, соединяющих завидную осведомленность в области современного искусства с организаторскими способностями. «Скороходы» не ограничились гастрольными спектаклями вроде «Вакханок» Всеволода Лисовского и «28 дней» Юрия Муравицкого, но и представили линейку собственных премьер и проектов, среди которых «Иранская конференция» Игоря Сергеева и Владимира Кузнецова (также арт-директоров «Форума»), «Искусство быть несчастным» Всеволода Лисовского и «Жестокая иллюзия любви» Артема Томилова.

Несмотря на концентрацию театральных событий в Петербурге этой осенью, фестиваль не потерялся в их гуще. Потому что если хочешь отрефлексировать что-то, что только что произошло или вот-вот случится в той сфере, которая не столько театр, сколько modern arts, то тебе сюда. Хотя лично мне в этот раз удалось посмотреть только два спектакля программы.

«28 дней». Театр.doc

Пьеса «28 дней» Ольги Шиляевой, прогремевшая на позапрошлой «Любимовке», кажется настолько формально завершенной внутри себя самой, что, кажется, приди режиссер, и что ему с ней делать? Формально трагедия женского цикла построена по принципу античной с ее делением на хор и двух корифеев, структурирована по фазам цикла (менструальная, фолликулярная и т. д.) и несет тему человека и рока, но рока биологического и социального.

При этом, конечно же, действующие лица «она», «мужской голос» и «хор» соответствуют трехчленному делению личности классическим психоанализом на «я», «суперэго» и бессознательное.

«28 дней». Фото — площадка «Скороход».

В финале же посреди всех буйных джунглей женской биологии и коллективного бессознательного распускается хрупкий цветок «я» с его неразрешимыми вопросами к себе и мироустройству.

Кто я?

Где я?

Почему это со мной происходит?

Особое качество режиссуры Юрия Муравицкого в том, что он, оставаясь автором, всегда раскрывает потенциал пьесы, работает внутри системы, заданной драматургом-автором. Родившись как читка на «Любимовке», «28 дней» не утратили легкости, но обрели законченность.

Пьесу действительно поют. Исполнителем выступает красно-черный женский хор (все участницы одеты в casual, но у всех единый цветовой дресс-код), текучий и переменчивый. Хоровая субстанция постоянно перестраивается, то собирается как единое целое в виде боевого отряда или кошачьего прайда, то распадается на спорящие между собой группировки и голоса сетевого бессознательного, выступающего инструментом стигматизации женщины и «женского».

«Мужской голос» олицетворен артистом в свитере с оленями: он, как и положено божеству, не принимает участия в общей сваре, а подает контролирующие реплики со стула у рамки портала.

«28 дней». Фото — площадка «Скороход».

Протагонистка в карнавальном костюме Белоснежки — кукла с ладонями-лопатками, всегда немного устремленным вперед корпусом и застывшим на лице выражением метафизического недоумения. Простой вроде прием, но, делая героиню спектакля поющей марионеткой (в том самом крэговском духе), Муравицкий открывает спектаклю какое-то совсем другое, четвертое измерение. То, в которое обращен взгляд Белоснежки, где смыкаются античный рок и психоанализ, в пустоту где-то за пределами зрительного зала — к невидимому, недоступному для «я» фундаментальному ядру человеческой личности.

Иногда этот острый и насмешливый, не мужской и не женский, а просто авторский взгляд режиссера, превращающий «трагедию цикла» в «оперу буффа», кажется даже обидным. Но и служит предостережением от чрезмерной жалости и серьезного отношения к себе.

«Жестокая иллюзия любви»

Проект Артема Томилова имитирует ситуацию модного спектакля. Сначала выходит расслабленный модный режиссер в красивой шапке и нарочито усталым голосом просит зрителей извинить его за задержку спектакля, информирует о его продолжительности, антракте и возможности «осмотреть бар и туалет».

Потом выходит модный артист Д. в хорошем костюме, с микрофоном и разыгрывает модного артиста в ситуации модного спектакля по пьесе модного драматурга В. Потом появляются другие артисты, тоже в хороших костюмах, с микрофонами, позволяющими не напрягать связки и работать «кинематографично», тоже разыгрывающие модных артистов в ситуации, допустим, фильма модного режиссера Нагины С. Например, обращаясь к модной актрисе Наталье, модный автор графических романов Роман сообщает, что знает ее по таким фильмам как «Оторванные» и «Верность — не порок» (что, кстати, очень смешно). Симуляция поэтики драматурга В. иногда настолько точная, что даже с увлечением начинаешь следить за перестановками внутри глянцевитого любовного четырехугольника Ангелины, Родиона, Натальи и Романа.

Временами выяснение отношений пресекается выходами безымянных артистов, на репите разыгрывающих ранее уже прозвучавшие отдельные сцены и реплики пьесы, как, например, в спектаклях опального теперь в Петербурге режиссера Б.

«Жестокая иллюзия любви». Фото — площадка «Скороход».

Во втором акте симулируется ситуация наблюдения за собственным восприятием. «Четвертой стены» больше нет. Артисты, инсталлированные в пространстве сцены все в тех же мизансценах, по нотам воспроизводят все ситуации первого акта. Зрители бродят в непосредственной физической близости к ним, делают красивые картинки, заглядывают в экраны айфонов, где жена Родиона показывает мужу Ангелины переписку их супругов, и могут выбирать для себя объект наблюдения: например, модного артиста Д. или жену модного артиста Д., отлично восстановившую форму после рождения ребенка.

Артем Томилов, режиссер и драматург, написал «вирусный» текст и поставил «вирусный» спектакль, тем самым под…нув сразу несколько модных модусов современного театра, а также его представителей в лицах режиссеров Б., Б., В. и В.

Зрителям предлагается потеряться в имитациях имитаций, симуляциях симуляций. Артисты, изображающие артистов, не прошедших каст, бродят между зрителей и иногда ненавязчиво предлагают наушники и посмотреть видео их якобы проб — а может, действительно, проб — на роль Родиона или Ангелины.Один из забракованных шепчет тебе: «Это потому что я недостаточно модный». Что ж, с этим не поспоришь.