Я есть, я танцую, я живу

Я есть, я танцую, я живу

Входя в зрительный зал, мы попадаем в пространство, где громко играет танцевальная музыка, а люди в блестящих рубашках, топах, юбках, брюках танцуют, сидя на стульях. Ритм подчиняет сразу и невольно ты тоже начинаешь танцевать. Все логично: мы на танцплощадке. Сцена находится в центре, ее с трех сторон окружают стулья. Друг напротив друга – участники разного возраста, и с другой стороны – зрители. Совершая коллективные движения, двигаясь в одном ритме, мы все становимся единой массой танцующих, прекрасной группой одержимых задором, свободой самовыражения.

Сделанная по методу театра горожан, «Танцплощадка» состоит из серии личных историй людей, выраженных через танец. В соцсетях театра MOÑ был объявлен опен-колл, на него откликнулись обычные жители Казани.

Единственным условием был возраст: от 14 до 17 лет и после 50, а умение танцевать – не обязательным. Пять хореографов разных направлений – breaking (брейкинг) — Эдуард Хабибуллин, фламенко — Гульсина Галимуллина, народный танец — Алсу Магсумзянова, сontemporary (контемпорэри) — Венера Галимова, vogue (вог) — Регина Ланвин и режиссер Дмитрий Крестьянкин – проводили репетиции, беседы, встречи. Учили не столько танцевать, сколько освобождается от зажимов – речевых, телесных; восстанавливали умение дышать полной грудью и общаться. Первоначальный замысел – поставить друг перед другом людей принципиально разного возраста, команду «молодости» и команду «опыта», столкнуть в их противоречиях, оказалось невозможно воплотить. Не потому, что нет противоречий, а потому что люди из разных групп были готовы к диалогу, к пониманию, к принятию. Как выяснилось, «юность» и «опыт» не так уж сильно отличаются друг от друга. Молодые и «возрастные» попадают в поле «невидимости» для социума, одних еще не берут в расчет, а на других уже не рассчитывают. «Возраст дожития» наступает без предупреждения.

Фото — Ася Салахова.

Пока готовился спектакль, представления о строгих бабушках и дедушках или неуправляемых подростках оказались набором стереотипов, которым никто не следует. Все старались не указывать друг другу, а быть собой и танцевать про себя, разбираться, какой «я».

Деление на команды работает только в начале спектакля: демонстрация танцевальных возможностей выглядит как типичный батл. Затем группы постепенно перемешиваются, и то, что разъединяло, становится общим высказыванием. Номера соло переходят в коллективный свободный танец, где каждый в свойственной только ему манере может вырваться из общей массы. Первоначальный замысел уступает место высказыванию о себе, о своем опыте, попыткам выразить себя и свои насущные проблемы через танец.

Фото — Ася Салахова.

Дмитрий Крестьянкин собрал истории участников и придумал, как мы их «услышим» – прочитаем ли титрами, или горожане лаконично и ясно расскажут о событиях своей жизни, озвучат позицию или тему. Например, заложничества «возраста дожития». Решен этот этюд красиво: на фоне видео проекции горы Фудзи актеры разматывают клубки ниток, а главная героиня, Марина Рахимова, соединяет нити между собой. Ее медитативные действия напоминают, с одной стороны, типичное занятие бабушек – вязание. С другой, исполнительница создает из ниток своеобразные ограничительные линии, которые в финале рвет. В танце Марина снимает длинную «бабушкину» юбку, оставаясь в джинсах с разрезами и металлическими цепями на поясе. Меняется жанр танца, от уравновешивающего и гармоничного – к дерзкому року. Этюд, практически, бессловесный. Большую часть текста мы читаем в виде титров, но самые главные слова Марина произносит сама. В переходе от молчания и смиренного принятия участи к бунту есть вызов, стремление жить в полную силу, не обращая внимания на то, что, социальные службы отправили тебя на пенсию.

Понятные человеческие истории, прочитанные «про себя», в виде титров, значительно легче присвоить, чем произнесенные кем-то конкретным вслух. Их проще соотнести со своим опытом или, наоборот, понять, что никогда не задумывался и не испытывал чего-то. Танец Севастьяна Колотовкина «рассказывает» о рутине, выхолащивающей жизнь школьника своей неумолимой повторяемостью и обязательностью. Вроде ты сам уже прожил этот этап, но напоминание работает как триггер, и ты погружаешься в школьные воспоминания.

Фото — Ася Салахова.

Айрат Фазылзянов танцует о любви к профессии врача, которую он совмещает с танцами. Профессия хорошо сочетается с таким энергозатратным хобби, помогает здоровью. Его динамичный и азартный танец под народную мелодию сообщает нам, что не обязательно чем-то жертвовать, можно найти точку соединения двух любимых дел. Среди историй были и парные, например, Ильдара и Лилии Галиевых, в прошлом танцоров, которым пришлось оставить профессию. Их танец рассказывал о непростой судьбе и сложностях, которые они преодолевают и сейчас, но не теряют главного – взаимопонимания, уважения, любви. Танец Линды Бажановой сообщал нам, что мы можем вложить в него любое переживание, или, наоборот, расслабится и не «нагружать» движения смыслом. К этому танцу хочется присоединится, он кажется доступным, но не простым. Он – своеобразная пауза, момент передышки для зрителей в идущих друг за другом танцевальных этюдах. Музыки и движений было много, все они сливались в общий поток мыслей, переживаний; были единым целым с человеком и о человеке.

Все истории могли бы послужить отправной точкой для отдельных будущих спектаклей. В этом смысле «Танцплощадка» – каталог заготовок. Не все участники рассказали движением о себе, поэтому потенциал спектакля не реализован полностью. Проект театра горожан решает не только социальную функцию, но позволяет людям узнать о других и проявить эмпатию. Наша разность здесь работает объединяющим фактором, если мы готовы делится и готовы слушать. Форма, которую нашла команда, позволяет высказаться любому и на любою тему. Смешение музыкальных и танцевальных стилей в конечном счете обретает цельность высказывания: «я есть, я танцую, я живу».