Нам только кажется
Мир постепенно приходит в себя после продолжительной самоизоляции, отчаянно сублимируя этот новый опыт всевозможными средствами. Фестиваль цифрового театра в этом смысле подводит некоторые итоги карантинного творчества и фактом своего возникновения, и обширной программой, демонстрирующей разные способы осмысления интернет-пространства. Но это и не полное собрание сочинений плодов эпохи коронавируса. В списке всего семь названий, собранных скорее по принципу наиболее удачных соприкосновений с digital-материей как инструментом создания содержательно нового для театра визуального контента. Это здорово расширяет горизонты, потому что таким образом привлекаются специалисты современных профессий: художники компьютерной графики, иллюстраторы, дизайнеры и так далее. Именно их работа и создает атмосферу и настроение спектакля, а иной раз и оставляет самое большое впечатление. Про визуализацию и хочется говорить в первую очередь. Однако в программу вошли и работы другого типа содержательности, где смыслы производятся не посредством виртуального декорирования.
Дважды была разыграна пьеса Дмитрия Данилова «Выбрать троих», написанная автором во время самоизоляции. По сюжету, на конференцию в Zoom (или на любой другой платформе) собирается семейный совет: отец, мать, дочь, сын и бабушка. Глава семейства, так в пьесе и зовут героя-отца, объявляет родственникам, что в ближайшее время на земле настанет еще больший хаос, условия самоизоляции ужесточатся до того, что нужно будет выбрать троих людей из всех своих знакомых, с кем ты хочешь общаться вживую. Именно эти трое станут твоими единственными офлайн-союзниками на ближайший год, а общение с прочими будет возможным только через Интернет и телефон. И в спектакле «Воронежского Камерного театра», и в zoom-пьесе (сами себя так обозначили) «Мастерской Петра Фоменко» одинаково слышна рефлексия на тему разрыва между поколениями. Это такая штука, которая, может, и обуславливается всякими социологическими теориями и другими факторами, но от этого не перестает быть глобальной проблемой взаимоотношений. Мать выбирает, конечно, мужа и детей. Ведь детей нужно поцеловать в щечку, понюхать, вылечить, просто потрогать, в конце концов. А детям, в общем-то, нет дела до этой тактильной чепухи, что, естественно, не отменяет любви к родителям. Просто, как говорит сын, нужно видеться с тем, с кем ты хочешь трахаться, — остальные вопросы отлично решаются через Интернет. Не стоит упрощать пьесу, наделяя ее одним свойством, но нужно подчеркнуть и остроту интенции, благодаря которой она была написана. Во время внезапного отрыва от мира невольно задумываешься не только о глобальных истинах, но и о проблемах своего локального пространства и его обитателей, проверяя их и себя на дружбу и прочность. Вот и герои пьесы сталкиваются с одиночеством, потому что, как оказалось, выбирать-то особо не из кого.
«Выбрать троих». Воронежский камерный театр. Скриншот.
В спектакле Евгения Каменьковича больше подтекстов, за счет чего история становится объемной. В иронических интонациях Матери (Галина Кашковская) слышатся проблемы многолетнего супружества, буквально встают перед глазами сценки из семейной жизни. Нервический тон Отца (Анатолий Горячев) выдает стремление доказать собственную значимость, стать в глазах жены тем самым «патер фамилиас», кем она издевательски его нарекает. У Михаила Бычкова Наталья Шевченко (Мать) играет открытую обиду, раздражаясь болезненно, без шуток. Она здесь, собственно, единственный герой, обозначавший себя.
В обоих спектаклях есть мотив утраты, но решен он совсем-по-разному. В конце пьесы Мать поет гимн СССР, и Бабушка спрашивает: «Не помню… А чей это гимн?» В спектакле Каменьковича бабушке, которую играет молодая актриса Вера Строкова, нет до этих строк никакого дела, а у Бычкова исполнительница роли Татьяна Сезоненко тихо заплачет, едва услышав «Союз нерушимый…», как бы транслируя тоску по прошлому, где общность заряжала силой. Совсем иной акцент сделан в работе «Мастерской Фоменко» — здесь не помнит Мать. Почти как Ирина из «Трех сестер», забывшая, «как по-итальянски окно», она не помнит, как правильно сказать по-английски, какая вторая строчка у гимна. Благодаря ощутимости цитаты можно быть почти уверенным, что у этой героини беспамятство совсем другого рода — утрата самости. Вот и в конце у Каменьковича — отчаянно пляшут, дополнив свое zoom-окошко красивой заставкой. Изображение некоторых двигающихся частей тела не вмещается в экран, сливается с картинкой, из-за чего создается ощущение потерянного в пространстве человека.
Тот же мотив превалирует в VR-спектакле театра «Практика» «Три сестры. Финал», где история отталкивается от фразы Чебутыкина: «Нас нет, мы не существуем. Нам только кажется…» Так что «финал» в названии не только обозначает выбранную для работы часть пьесы, но и подчеркивает рефлексию на тему конечности жизни. Собственно, именно это предчувствие приближающегося конца и играют артисты (состав, что называется, «звездный» — пусть это слово сработает как QR-код на страницу спектакля, потому что хочется перечислить всех). Путем какого-то общего мировосприятия героев им удается взаимодействовать друг с другом «в кадре», хотя очевидно, что всех снимали по отдельности. Если вы вдруг смотрите спектакль без VR-очков (что, конечно, очень странно для современного человека), навигатор в левом углу экрана выполнит их функционал, позволяя контролировать изображение (можно нажимать на стрелочки «вправо», «влево», рассматривать героев или даже уткнуться в вариацию цифрового неба в саду Прозоровых — так обозначено место действия). Но увлекательным мероприятием это все равно не станет, нет специальных очков — нет погружения в виртуальность. Хотя воплотить идею о конечности реальности при полном VR-снаряжении было бы красиво, в конечном счете не реализованные в полной мере технологии больше отвлекают от других интересных решений. Например, определенность каждого героя пространством, особый угол зрения, под которым он подается. Ирина мечется по комнате с виду деревенского дома, то приближаясь к камере, то отдаляясь от нее; Маша возбужденно бродит по лесу (видно, ищет Лукоморье), снимая себя на селфи-камеру, больше думает о Вершинине, чем о том, насколько хорошо видно ее лицо; Солёный вообще не смотрит в камеру, горделиво демонстрируя брутальный профиль; Андрей дан как бы глазами ребенка, лежащего в коляске, и так далее. Несколько раз их диалоги прерываются звуками сигнализации, на которые каждый настороженно реагирует, предчувствуя обреченность. Виртуальные окошки вздрагивают вместе с героями, шумят, как помехи в телевизоре, и в конце концов расщепляются на пиксели. Вот и финал.
«Пир во время чумы». Театр Романа Виктюка. Скриншот.
Но опыт просмотра этого спектакля доказывает, что оправдать цифровые инструменты содержанием недостаточно, что нужны еще какие-то другие интересные решения внутри действия, чтобы все сложилось. Этого не хватает «Пиру во время чумы» Театра Романа Виктюка, где сюжет разворачивается в рамках онлайн-игры. И «декорация» screenlife становится единственным развлечением для зрителя. Когда используется такая, на первый взгляд, вовлекающая форма, хочется, чтобы тебя пригласили в со-участники, потому что это не то, за чем хочется наблюдать без дела. Ну, если бы можно было бы проговорить что-нибудь в этот микрофон (кнопка, располагающаяся в середине экрана) или зачитать вслух вместе со Священником онлайн-молитвослов, то эпатажные герои, воплощающие образы грехопадения, оказались бы вполне себе живыми людьми, к которым можно было бы испытать какое-нибудь чувство.
Попытаться проникнуть в мир героя позволил двухчасовой спектакль по повести Хармса «Старуха» — «Двери открываются вовнутрь». Сделанный в абсурдистской эстетике, он транслировал мироощущение автора через поток его сознания: внезапные мысли, тут же воплощенные в образы страха и тревоги, зудящее воображение, норовящее материализовать всякую возникающую в голове идею. Но самое интересное образовалось на почве, как бы это ни было странно, логических связей, какие лучше всего передают абсурд ситуации. За действием наблюдает полицейский (его окошко то и дело мелькает на картинке), в какой-то момент между ним и режиссером возникает диалог, представителю системы нужно проверить, не нарушает ли прерванный им спектакль каких-то там (Господи прости!) норм. Очень злободневный разговор указывает на проблему дефиниции нормы в сегодняшнем мире не только новой этики, но и нерешенных метафизических вопросов.
«Двери открываются вовнутрь». Электротеатр. Скриншот.
Анимационная опера«Подключись!» Детского Музыкального Театра имени Наталии Сац — еще один пример работы с digital-инструментами. Однако гейм-дизайн здесь отсылает скорее к началу 2000-х, никак не объясняя этого содержанием. Мальчик должен подключиться к онлайн-игре и спасти мир — миссия времен Гарри Поттера в своей прекраснодушности старается от жизни не отставать. На самом деле главный герой еще не знает, что избавить мир от зла способно только остроумие, чем явно не обделены режиссер и художник компьютерной графики, соединившие в кадре цифровой оперный костюмчик с живыми лицами артистов. Все это действительно сделано со славной долей иронии и, может быть, будет интересно целевой аудитории театра. Но дети быстро вырастают. Когда это случается, у них появляются смартфоны со всякими инстаграмами и телеграмами. С тех пор из них они узнают обо всем, что происходит в мире, — в красивых анимациях и модных текстах.
«Подключись!». Детский Музыкальный Театр имени Наталии Сац. Скриншот
Алексей Франдетти уловил, пожалуй, самую неотрефлексированную в современном мире тенденцию, сделав инстаграм-мюзикл «Мой длинноногий деда». Сюжет здесь имеет исключительно второстепенный характер — обычная романтическая история, где возлюбленные полтора часа не могут слиться в любовном экстазе. Хотя и в таком виде она обречена на зрительский успех, Франдетти снабжает ее двумя звездами мюзикла (Иван Ожогин и Юлия Дякина) и, чтобы совсем добить скептически настроенных, оформляет в инстаграм-сериал. На фестивале цифрового театра была показана полная версия мюзикла, оформленного в эстетике инстаграма, но ее премьера, разбитая на серии-сториз, состоялась прямо в этой соцсети. Чудная находка — увидеть в инстаграме онлайн-платформу по производству сериалов. Ведь мы каждый день наблюдаем за сториз любимых блогеров, ждем от них очередных спортивных тренировок и рецептов блюд. В этом есть что-то вроде новой документалистики, еще не нашедшей для себя точного слова, где документ перестает быть документом, потому что поддается интерпретации, а человек становится героем, когда попадает в поле объектива. А за время самоизоляции все окончательно оцифровались. И тут уже не дегуманизация, а вообще черт знает что.
Комментарии
Оставить комментарий