Площадь в сугробах, небо в алмазах

Площадь в сугробах, небо в алмазах

Как и нефтеперерабатывающий комбинат (один из крупнейших в Европе, поставщик не только нефтепродуктов, но и экологических проблем), «градообразующим предприятием» Новокуйбышевска является маленький театр-студия «Грань» с мобильной труппой и вполне столичным уровнем спектаклей. Вместе с детскими кружками, хоровыми капеллами, оркестрами, выставками, танцевальными студиями и кукольным театром «Грань» прописана в огромном дворце культуры, венчающем центральную площадь (как водится, имени Ленина), планировка которой, в свою очередь, получила первую премию на Всемирной выставке в Париже 1967 года. Собственно, во дворце, напоминающем с неба бабочку, расправившую крылья, а с земли — пособие по сталинскому неоклассицизму, сосредоточена практически вся культура города, в котором работают и многие самарцы: между Самарой и Новокуйбышевском полчаса езды без пробок, так что «большая земля» находится совсем близко. Что, например, позволяет худруку «Грани» Денису Бокурадзе преподавать в Самарском театральном училище. Впрочем, «Грань», которая существует уже полвека (и только при двух руководителях), ждет новоселья — в полукилометре от дворца культуры строится новое здание театра с залами на сто и двести мест и — наконец-то — высокими потолками и помещением для хранения декораций. А во дворце останется сцена имени Эльвиры Дульщиковой, основательницы театра.

Новокуйбышевск встретил нас солнцем, неубранным снегом, грандиозными лужами, в которых отразилось полгорода, неожиданно чистым воздухом — и «Драконом» в театре «Грань» (сам театр так много выдвигался на «Золотую маску», что выглядит старым знакомым, к которому наконец-то и ты смог заглянуть в гости). По версии «Самарской театральной музы» — это лучший спектакль сезона.

Сам Денис Бокурадзе мысленно объединяет «Дракона» с недавней постановкой «Марии Стюарт» в дилогию о свободе: в драме Шиллера плен сочетается с внутренней свободой, в сказке Шварца несвобода поселяется в сознании людей, которые внешне вольны идти куда хотят и делать что угодно. Дракон (Руслан Бузин) — чернявый парень с реактивными реакциями, одетый в такую же серую прозодежду, как и остальные, один из всех, взявший власть над другими, потому что присвоил себе такое право. Недаром Бузину достается еще и роль Мальчика — из тех мальчиков, которые терпеть не могут школу как первый опыт муштры, говорят королю, что он голый, и исправляют карту звездного неба. И дело тут вовсе не в размерах труппы (она настолько мала, что не предполагает простоев в работе). А в том, что именно из таких Мальчиков потом получаются Драконы и Ланцелоты, смотря какую дорогу выберут.

Мир «Дракона» («грустного спектакля, где улыбаются», по определению театра) кажется миром однокашников с общим детством и общими ценностями, где однажды каждый выбрал для себя «женщину, судьбу или дорогу». Лидеры-диктаторы, слуги-исполнители, монахи-отшельники, герои-одиночки получаются из одной среды: не спишешь на «такое время». Архивариус-очкарик Шарлемань (Каюм Мухтаров) надолго выбрал интеллигентскую покорность, внутреннюю эмиграцию и непротивление злу насилием. И приучил к этому свою единственную спутницу — дочь Эльзу (Юлия Бокурадзе): старательность, с которой она усвоила науку покорности, старит ее раньше времени. Юлии Бокурадзе выпадает сыграть самый насыщенный путь метаморфоз. Скромница, похоронившая все свои чувства ради призрачного долга перед другими. Девушка, впервые поверившая в любовь и точно нагоняющая упущенное. Сломленная своей потерей женщина — никакому диктатору не сломать ее еще больше, но и никакому возлюбленному не распрямить ее душу вновь. И, наконец, самая неожиданная ее реинкарнация, когда в финале Эльза становится негласным лидером (протеста ли, возрождения ли) — ее интонации выдают прообраз будущего Дракона, заставляя вспомнить финал «Великого диктатора». И поежиться от безысходности, которую внушает эта закольцованность. Произносит она при этом последние слова Сони из «Трех сестер», воспроизводя те приступы дурной театральщины и ложного пафоса, которые нападали на руководящих городом «калифов на час» — амбивалентного Бургомистра (Сергей Поздняков) и брутального Генриха, его сына (Арсений Шакиров), когда они вдруг начинали говорить словами то Чехова, то Шекспира, то Островского.

Фото — Л. Яньшин

«Дракон», пожалуй, не открывает каких-то новых парадоксальных смыслов в этой сказке. Но, сыгранный — почти протанцованный и пропетый слаженной труппой — в стильной трагифарсовой манере «Грани», он очень внятно расставляет именно сегодняшние акценты. Ланцелот как «сакральная жертва» («Он, конечно, вас убьет») и иллюзия надежды. Эльза как олицетворение благотворительности (продайся, выйди замуж за Бургомистра, предай Ланцелота, «зато ты сможешь сделать людям так много добра»). Исторические документы, за цитирование которых можно и схлопотать проблемы. Развращенные и оболваненные люди города как гарантия преемственности драконьей власти («Меня утешает, что я оставляю тебе прожженные души, дырявые души, мертвые души»). И даже запрет на правду как способ избежать паники во время эпидемии «глазных болезней», во избежание которых нельзя смотреть на небо (стоит ли говорить, что за постановку «Дракона» театр взялся до всяких пандемий).

Ланцелот Никиты Башкова в этом спектакле не столько супергерой, сколько человек, пришедший ниоткуда и уходящий в никуда, только чтобы выполнить функцию триггера и запустить неизбежные процессы. Которые, «совершив печальный круг», приведут людей города к исходной точке. Или все-таки не к исходной?